Вселенское Евангелие Вивекананды - [46]

{Письмо от 9 июля 1897 г.} ибо именно бедные свершили всю гигантскую работу мира..." {11 марта 1898 г., Калькутта.}

Если бы мы охватили хотя бы небольшую долю этого обширного представления, "если бы одна миллионная часть всех живущих сейчас мужчин и женщин могла сказать себе на несколько минут: "вы все - Бог, о люди, о живые существа! Вы все - лучи одного живого солнца", - а полчаса весь мир изменился бы. Вместо страшных бомб ненависти, бросаемых в каждом углу, вместо потоков завистливой мысли, изливаемых во всех странах… все было бы Им".{Джнана-иога: "Человек кажущийся и человек реальный".}

Нужно ли повторять, что эта мысль не нова? (В этом вся ее сила!) Вивекананда не первый (было бы ребячеством это думать) постиг Единство человеческого Духа и пожелал его осуществить. Но он первый постиг его с такой полнотой без исключений и без границ: и никогда он не мог бы выполнить этого, не будь перед ним необычайного примера Рамакришны.

В настоящее время нередко можно видеть тут и там в нашем мире попытки различных Конгрессов и Обществ, где несколько благородных представителей великих религий говорят об их объединении или сближении. Подобным же образом светские мыслители старались уловить нить, которая объединяет разрозненные попытки – победы и поражения – разума в слепую эволюцию, сто раз прерывающуюся, сто раз возобновляющуюся; и они неоднократно утверждали; что Я – Человечество в потенции, в его чаяниях – едино. {Особенно горячо утверждал это Мишле:

"Omnia submagna labentia flumina terra... Всеобщий хор… Вечное общение человеческого рода…"

Ср. его "Происхождение французского права", 1837 г., и прекрасную книгу, посвященную ему Жаном Геэнно: Вечное Евангелие, 1927 г.}

Но и те и другие общества, которые притом (и этим все сказано!) работают независимо друг от друга, еще не сумели перебросить мост от наиболее религиозных из светских мыслей к наиболее светским из религиозных. Даже самые благородные из них не могли полностью отказаться от предубеждений мысли, говорящих о превосходстве определенной духовной семьи, – как бы обширна и великодушна она ни была, – и заставляющих их не доверять тем, кого их предполагаемое право первородства считает "несовершеннолетними". Напрасно великое сердце Мишле запрещало себе "бороться и критиковать": написав свою Библию Человечества, он установил два класса: "народы света и народы сумерок, ночи, полумрака". И, конечно, он оказался пристрастен к своему классу, своему народу, своей луже – Средиземному морю. Гениальный Рам-Мохан Рой, когда он начал, около 1897 г., строить свой возвышенный "Универсализм", который должны охватить индусов, магометан и христиан, энергично поставил границу: "Бог единый и единственный, которому нет подобного" - теизм, враждующий со всяким политеизмом. И эту вражду, удержавшуюся в Брахмосамадже, я нахожу, правда, в вежливо замаскированном виде, у наиболее свободных из моих друзей, принадлежащих к кружку Тагора, и у наиболее рыцарственных борцов за примирение религий, как, например, в весьма почтенной Federation of international Fellorpships,основанной четыре или пять лет назад в Мадрасе; она объединяет самых бескорыстных англо-индийских представителей протестантского христианства, очищенного индуизма, джайнизма, теософии: народные религии Индии не находят в ней места; и (характерное умолчание) в отчетах ее собраний за несколько лет имена Рамакришны и Вивекананды совершенно не упоминаются. Помолчим о них! Они стесняют…

Я понимаю! Они будут также стеснять и наших европейских приверженцев разума. Разум и единый Бог, как Бог Библии и Корана, скорее столкуются между собой, чем поймут (либо тот либо другой) множественных богов и примут их в свой дом. Племя Monos'a может в крайнем случае допустить, чтобы Monos был человеком или Богом; но оно не потерпит умножения Одного. Это – соблазн и опасность! – И я понимаю огорченный протест моих самых близких индийских друзей, напитанных, как их славный Рой, абсолютным Ведантизмом – высшим разумом Запада. Им казалось, что, наконец, после многих трудов и борьбы они сумели интегрировать этот разум в избранной индусской мысли конца XIX в… И вот появление Рамакришны и его трубящего в раковину провозвестника Вивекананды внушает толпе и избранным поклонение и любовь ко всем формам тысячеликого идеала, который, как они надеялись, им удалось отодвинуть в тень!.. С их точки зрения, это – возврат духа к прошлому.

С моей же, это – движение вперед, громадный прыжок Ганумана через пролив, разделяющий материки… {Я не хотел бы, однако, чтобы мои индийские друзья толковали это широкое понимание всех форм религиозного духа, от самых скромных до самых высоких, как предпочтение в пользу скромных и малоразвитых. Здесь имеется иная опасность – реакции, которой благоприятствует склонность к борьбе, вызванная враждебной или презрительной позицией теистов и рационалистов. Человек всегда склонен к крайностям. Когда лодка наклоняется на один бок, он спешит перейти на другой. Мы же хотим равновесия. Вспомним истинный смысл синтеза, которого ищет Вивекананда. Его дух определенно прогрессивен: