Вселенский неудачник - [90]

Я зашел в подземку и, подхваченный воздухопотоком, спустился на станцию. Усевшись в прозрачный вагон – нелепейший инженерный выпендреж: едешь и не видишь под собой пола, только мелькающие шпалы, – я ощутил полнейшую беспомощность. Легче было бы, охоться за мной наемный киллер: тогда бы я, во всяком случае, имел дело с человеком, а не с уже написанным и завизированным сценарием судьбы. Что теперь ни делай – где ни прячься – хоть в бункере, хоть на дне океана, – я все равно с каждым шагом приближаюсь к мерзкому, ухмыляющемуся року в обличье древней старухи, скрывающей за спиной липкую от крови косу.

Состав уже тронулся, и первые его вагоны медленно въезжали в тоннель, как вдруг, случайно подняв голову, я увидел на платформе своего институтского приятеля, с которым мы в свое время сачканули не одну лекцию и выпили не один ящик пива. Приятель, недавно прибывший на Гандрену, что было видно по его путевому скафандру и дорожной сумке, недоуменно разглядывал схему уровней метро, настолько запутанную, словно ее, не имея единого плана и досаждая друг другу, прокапывали несколько роботизированных землеройных бригад.

Я вскочил с места, застучал по прозрачной стенке и замахал руками, привлекая его внимание. Приятель оглянулся на меня, явно не узнавая, но вагон уже вдвинулся в тоннель. Я хотел дернуть стоп-кран, по составу добежать до платформы и выскочить из поезда, но внезапно ноги стали ватными, а воротник свитера, прежде никогда не беспокоивший меня, показался тугим, как удавка. Я вспомнил, что приятель на платформе – третье сбывшееся пророчество дельфийского оракула, и снова здесь нельзя усмотреть никакой предварительной режиссуры: ведь ни оракул, ни приятель, даже действуй они в сговоре, не могли знать, что я сбегу из медпункта и окажусь на станции подземки.

Я был сбит с толку. Помню, даже подумал: не затем ли приятель явился сюда, чтобы пристрелить меня? Хотя, с другой стороны, мы никогда с ним не ссорились, да он и не мог знать, что я на Гандрене... Эта гипотеза показалась мне настолько бредовой, что впору было озаботиться начинающейся манией преследования.

Я рассудил, что главное – продержаться ближайшие пять-шесть часов, и если в течение этого времени я сумею остаться в живых, значит, мне удастся перехитрить судьбу. Первым побуждением было рвануть во Вселенную, ибо среди звезд крайне редко встречаются типы с бластерами. Я видеофонировал в ангар и связался с бригадиром ремонтников, но моя ракета, разумеется, была не готова, а бригадир, еще не остывший после перепалки, так на меня наорал, что я не исключил, что пальнет в меня из бластера именно этот краснорожий псих, особенно если я сейчас к нему заявлюсь.

Итак, прорыв во Вселенную отпадал, и ближайшие часы, быть может, последние в жизни, мне предстояло провести на Гандрене. Эта планета, изо всех сил стремившаяся стать местом моего упокоения, не нравилась мне все больше и больше. Вдобавок в метро у меня начала развиваться клаустрофобия, а от созерцания сквозь прозрачный пол проносящихся шпал желудок норовил сжаться до размеров фасолины.

Я поспешил выйти на первой же станции и всерьез задумался, где укрыться. Разумеется, судьбу не перехитришь, но все же сдаваться не стоит. О том, чтобы вернуться в гостиницу, не могло быть и речи: если кто-то подстерегает меня, то, разумеется, в первую очередь он установил наблюдение за номером. У лекарственного автомата я на минуту задержался, отыскивая в карманах мелочь, чтобы купить анальгин; при этом выпала какая-то бумажка, подняв которую, я увидел, что это визитная карточка вчерашнего изобретателя, заснувшего под столом.

«П.А. Сапчук-Махарадз

Технические консультации

линия А-452 отсек 89/2»,

– прочитал я и невольно улыбнулся, вспомнив забавного красноносого человечка.

Выйдя в город, я взял флаерс. На этот раз мне попался так называемый полуавтомат – на водительском кресле сидел андроидный робот с двумя лицами, одно из которых размещалось на затылке.

– Куда едем, приятель? – продребезжал он, расплываясь радушной пластмассовой улыбкой.

– Линия А-452 отсек 89/2, – сказал я.

Спускаясь в лифте на третий подвальный уровень приземистого блочного дома, затерявшегося в квартале таких же блочных домов, я подумал, что едва ли кто-нибудь догадается искать меня здесь, в гуще жилых районов. У тяжелой металлической двери, снабженной пружинами почти катапультного натяжения, я позвонил, а когда никто не ответил, толкнул дверь и вошел.

Огромный сводчатый подвал с круглыми окнами, выходящими – вот уж архитектурное извращение – на переплетение подземных труб, занимал весь этаж. Я и сам, признаться, немалый бардачник и никогда не могу заставить себя избавиться от старых вещей, но вид этого подвала поразил даже меня. Лаборатория, в которой Сапчук-Махарадзе давал «технические консультации», походила на свалку механического и компьютерного лома разной степени древности. Весь этот хлам, выпотрошенный и избавленный от все более-менее ценных узлов, громоздился в несколько рядов, между которыми оставались узкие проходы. Я вспомнил Регул и усмехнулся, представив, что бы произошло, если бы его посетил Махарадзе и устроил там такой же подвальчик: изобретателя мигом казнили бы – как извращеннейшего киберманьяка.