Вселенная Тарковские. Арсений и Андрей - [21]

С Владимиром Владимировичем Трениным, литературоведом, критиком, сотрудником журнала «Новый ЛЕФ», другом Владимира Маяковского, Арсений был знаком заочно. Они были земляками (Тренин тоже родился в Елисаветграде), у них было много общих друзей, они ходили одними тропами, но лишь здесь, в доме на Партийном, встретились.

Видимо, их пути не могли не пересечься.

Это было как раз то время, когда Тарковский метался по всей Москве, разрывался между родственниками и знакомыми, известными компаниями и малознакомыми ему людьми. Казалось, что он боялся Щипка, где жила его семья, он приходил сюда украдкой и почти сразу убегал. Один из таких побегов и привел его, совершенно случайно, практически в соседний дом.

Почти каждый вечер у Володи и Тони собирались поэты, писатели, кинематографисты. Здесь читали стихи, прозаические сочинения, обсуждали кинокартины, выставки и спектакли, пили вино и чай из самовара. А так как квартира имела отдельный выход во двор, то и танцы под патефон не были таким уж редким мероприятием.

Арсений был потрясен, ведь все это происходило в квартале от Щипка с его невыносимой и унылой рутиной, с его скандалами, бесконечной варкой белья и никогда не гаснущей на кухне и лестнице лампой-дежуркой.

На литературные вечера Владимир Владимирович любил приглашать не только именитых и заслуженных, но и молодых начинающих писателей, чтобы дать им возможность почувствовать себя «в обойме», а также быть услышанными теми, кто гипотетически может решить их творческую судьбу.

В доме на Партийном Арсений появился в образе нервозного красавца. Впрочем, он таким и был, тут не надо было ничего изобретать нового. На женщин, как известно, этот образ производил сильное впечатление. В свою очередь хозяйка дома Антонина Александровна Бохонова произвела сильнейшее впечатление на Арсения Александровича. Впоследствии он скажет, что это было как «солнечный удар или удар молнией».

Пожалуй, тут все сошлось: и осознание того, что жить с Марусей и детьми на Щипке уже невозможно, и неистовое желание нового, ослепляющего чувства вопреки всему, без которого поэтическое творчество мертво, и, наконец, очевидная необходимость поменять свою жизнь с ее бесконечными болезнями, истериками, скандалами и неправдой, ведь он совершенно не умел врать.

Однако уверенность в том, что, уйдя из семьи и разрубив таким образом этот проклятый «гордиев узел», все проблемы решатся сами собой, оказалась ошибкой.

Марина Тарковская писала: «Папа, по маминому выражению, всерьез «задурил». Его исчезновения из дома, поздние приходы и неумелые оправдания раздражали замученную маму… Возникали ссоры». Да, Арсений всякий раз просил прощения у жены, каялся, плакал, но уже не мог свернуть с подсознательно избранного пути. Он был обуреваем страстями, отдавался им истово, с болезненным наслаждением, от чего страдал сам и приносил страдания другим.

Из воспоминаний Елены Владимировны Трениной, дочери Антонины Бохоновой и Владимира Тренина: «Тарковский стал появляться у нас все чаще. Ухаживания становились все настойчивее. Звонил по телефону, поджидал маму возле дома. Приезжал к нам на дачу в Тарусу. Вскоре объяснился маме в любви. Сказал, что не сможет жить без нее. Просил стать его женой. Между родителями начались напряженные отношения. Я видела мамины слезы. Так прошел мучительный год. Любовь Арсения была на грани безумия, он вскрыл себе вены. Это сыграло свою роль. Маму потрясла сила этой любви, накал этой страсти. Ни одну женщину такое чувство не могло оставить равнодушной. Как будто над нашей семьей пронесся торнадо, все завертелось и разнеслось в разные стороны. Долго продолжаться так не могло. Нужно было принимать решение. Папа не хотел оказывать никакого давления, он всегда рыцарски относился к женщинам. Он предоставил маме решение, которое было непростым. В результате родители развелись».

Зная об этом, Маруся в то же время не могла отпустить своего Арсения, в смысле не могла отказаться от него. Бывали случаи, когда она тайком провожала его до Курского вокзала, когда он уезжал на дачу к Бохоновой в Тарусу. Стоя в толпе отъезжающих на перроне, она все ждала, что он обернется и встретится с ней взглядом, но он так и не оборачивался.

Все окончательно стало ясно, когда от Тарковского из Тарусы пришло письмо следующего содержания: «В Москву я буду приезжать часто; будем мы с тобой друзьями, без этого мне будет плохо. Все, что вышло так странно, – всему я виною, я это знаю, и мне горько, что я причиняю тебе боль».

Уход Арсения стал для Марии Ивановны не только тяжелым моральным ударом, хотя все к этому шло, и она это понимала (другое дело, что быть готовым к этому невозможно в принципе), но породил и массу проблем материального характера.

Так, осенью 1937 года Маруся Вишнякова вышла на работу в Первую Образцовую типографию, что находилась рядом со Щипком, на Валовой улице. Через год она получила должность корректора. Это были небольшие деньги, но они были. Изредка помогал Арсений.

Из воспоминаний Елены Трениной «С той стороны зеркального стекла…»:

«Работал Арсений, что называется, по настроению, объясняя, что нет “вдохновения”. И мы ждали вместе с ним, когда оно придет. Залезали в долги. Часто выручал папа (кроме того, что давал деньги ежемесячно). В такие периоды Арсений раскладывал пасьянсы, они его “успокаивали”… Потом вдохновение приходило, – приходили и деньги. Мама хотела выйти на работу, чтобы легче было пережить такие периоды. Арсений категорически возражал. Доходило до ссор. Он не мог без мамы находиться ни минуты. Если мама выходила к соседке Елене Ивановне на десять минут, на одиннадцатой он бежал за ней. Если она выходила в киоск за папиросами (мама курила), через пятнадцать минут он шел искать ее. Безумная любовь порождала безумную ревность, хотя для этого не было никаких оснований. Он признавался, что ревнует маму даже к “фонарному столбу”, но справиться с этим не может. Он мучил маму своей ревностью. Я не понимала, как она это выдерживает. Мне было очень жаль ее. Он доводил ее до слез. Потом падал перед ней на колени, целовал руки, просил прощенья. Через какое-то время все повторялось. Когда появлялись деньги, Арсений осыпал маму подарками, делал покупки в дом. Покупал книги и очередную курительную трубку в свою коллекцию. Трубки он покупал в комиссионках, они были разного фасона, из разных стран. Курил он только трубку, и в комнатах всегда был запах хорошего табака… Как только Арсений получал деньги, мама звонила Марии Ивановне, чтобы она пришла за деньгами для детей, зная, что Арсений довольно быстро найдет им применение. Меня это удивляло. Мне казалось, что не мама, а Арсений должен звонить и заботиться о детях».