Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 5 [Компиляция, сетевое издание] - [119]

Мой компаньон смотрел в окно, на его коленях лежала зеленая сумка с надписью «Малайские Авиалинии». Он сложил свои руки на груди, словно в молитве. Мы уже становились незнакомцами.

«Пожалуйста, верните спинки сидений в вертикальное положение», — приказал бестелесный голос из динамика.

За окном и за головой Мортимера, теперь полностью отвернувшегося от меня, земля поднялась навстречу нам, и мы ударились о взлётную полосу, реактивные двигатели заревели, вращаясь в обратную сторону.

Стюардессы уже бегали туда-сюда по проходам, вытаскивая пальто и куртки из верхних ячеек; нетерпеливые пассажиры, игнорируя указания, вскакивали на ноги и одевали плащи. Снаружи я мог видеть фигуры в униформе, движущиеся взад и вперёд в тёплом туманном пространстве, наполненном моросящим дождём.

— Что ж, — сказал я неубедительно, — мы сделали это.

Я поднялся на ноги.

Мортимер повернулся и болезненно улыбнулся мне.

— До свидания, — произнёс он. — Это действительно было приятно.

Он потянулся к моей руке.

— И постарайтесь расслабиться и повеселиться в Майами, — сказал я, пытаясь найти промежуток в толпе, идущей мимо меня на выход. — Это важная вещь — просто отдохнуть.

— Я знаю это. — Миссионер многозначительно кивнул. — Я знаю это. Да благословит вас Бог.

Я нашёл свободное пространство среди выходящих пассажиров и вклинился в него. Позади меня Мортимер добавил: «И я не забуду поискать вашу сестру».

Моё сердце упало, но когда я двинулся к двери, то обернулся, чтобы выкрикнуть последнее прощание. Передо мной оказались два человека, и старушка, которая слабо улыбалась.

Одна из проблем с последними прощаниями заключается в том, что иногда они оказываются излишними.

Примерно через сорок минут, пройдя, словно кусок пищи, через ряд белых пластиковых труб, коридоров и таможенных постов, я оказался в одном из сувенирных магазинов, расположенных в аэропорту. Я коротал время, ожидая пока моя племянница приедет за мной; и там я снова увидел миссионера. Он не заметил меня.

Мортимер стоял перед одним из стеллажей с книгами в мягких обложках — секцией так называемой «Классики», обители общественного достояния. Он с озабоченным видом осматривал ряды книг, задерживая взгляд лишь для того, чтобы прочитать названия. Как и я, он явно просто убивал время.

По какой-то причине — назовите это смущением, определённым нежеланием испортить наше успешное прощание — я воздержался от того, чтобы окликнуть Мортимера. Вместо этого, отступив подальше, я укрылся за стойкой с готической литературой. Я притворился, что изучаю книги, но на самом деле наблюдал за миссионером.

Несколько мгновений спустя он оторвался от книг и подошел к корзине с виниловыми пластинками, лениво прижимая бороду к правой щеке. Без предупреждения он повернулся и осмотрел магазин; я наклонил голову к готике и наслаждался видением, обычно предназначенным для фасеточных глаз насекомого: десятки женщин бегут от такого же количества крошечных особняков.

Наконец, пожав плечами, он начал перебирать музыкальные альбомы в корзине, дёргая их нетерпеливыми пальцами.

Вскоре Мортимер просмотрел весь ассортимент, перешёл к соседней корзине и стал просматривать пластинки в ней. Внезапно он тихо вскрикнул, и я увидел, как он отшатнулся. Некоторое время он стоял неподвижно, глядя на что-то в корзине; затем развернулся и быстро вышел из магазина, оттолкнув семью, собирающуюся войти.

— Опоздал на свой самолёт, — объяснил я изумлённой продавщице и пошёл к пластинкам. Одна из них лежала поверх стопки обложкой вверх — джазовая музыка в исполнении саксофониста Джона Колтрейна.

Смутившись, я повернулся, чтобы найти своего бывшего компаньона, но он исчез в толпе, что быстро проносилась за дверьми. Очевидно, Мортимера что-то поразило в этом альбоме; я изучил пластинку более тщательно. Колтрейн стоял на фоне тропического заката, его лицо было затуманено, голова откинута назад, саксофон молча трубил под багровым небом. Поза музыканта была драматичной, но банальной, и я не видел в ней особого значения: Колтрейн выглядел как любой другой негр с духовым инструментом.

«Нью-Йорк затмевает все другие города своей спонтанной сердечностью и щедростью его жителей — по крайней мере, тех жителей, с которыми я сталкивался».

— Лавкрафт, 29 Сентября 1922 г.

Как быстро ты передумал! Ты приехал, чтобы найти золотой Дансейнианский город арок, куполов и фантастических шпилей… по крайней мере, ты нам так сказал. Тем не менее, когда ты сбежал оттуда два года спустя, ты мог видеть только «чужеземные орды». Что же так испортило мечту? Может, невыносимый брак? Лица тех иностранцев в метро? Или причиной тому была просто кража твоего нового, летнего костюма?

Тогда я верил, Говард, и всё ещё верю, что этот кошмар являлся твоим собственным; хотя ты вернулся в Новую Англию как человек, вновь вышедший на солнечный свет, я уверяю тебя, что и среди теней можно найти очень приятную жизнь.

Я остался и выжил. Я почти хотел бы вернуться сейчас туда, а не в это уродливое, маленькое бунгало с его кондиционером, гниющей плетёной мебелью и влажной ночью, стекающей по окнам.

Я почти хотел вернуться на ступеньки музея естественной истории, где в тот знаменательный августовский день я стоял вспотевший в тени лошади Тедди Рузвельта, наблюдая, как матроны прогуливаются мимо Центрального парка с собаками или тащат за собой детей, а я бесполезно обмахивался открыткой, только что полученной от Мод.