Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 4 - [10]

Мое убеждение, что мы не покидали комнату в доме фрау Моншмайер, еще больше укрепилось, когда я уловил звуки обыденной жизни на первом этаже и даже почувствовал привычные запахи.

Так, например, я услышал, как в салоне фрау Моншмайер музыкальный ящик монотонно повторяет наивные прозрачные ноты песенки «Ах, мой милый Августин», за которым тут же последовал отрывок из «Вальса роз». Затем послышались звуки ссоры между хозяйкой и служанкой: последняя с гневом воскликнула: «Если бы вы клали немного больше жира в картошку, она ни за что не пригорела бы…»

И действительно, через несколько мгновений мои ноздри защекотал неприятный запах сгоревшего жира.

— Я предполагаю… — начал я, но замолчал, увидев, что Беншнейдер не слушает меня. Казалось, он с тревожным вниманием следил за чем-то, происходящем за моей спиной. — Что вы там увидели? — поинтересовался я.

Он затряс головой и с трудом перевел дыхание.

— Эта штука там, за вами, сначала показалась мне сплошной скалой, но теперь я разглядел в ней дыры… Это отверстия, похожие… Они похожи на большие круглые окна!

Я обернулся. Беншнейдер был прав. Я отчетливо разглядел окна; можно было даже различить оконные переплеты из узловатых стержней, за которым смутно виднелись какие-то неотчетливые формы.

— Это же лица! — завопил Беншнейдер.

Очевидно, в этот момент по улице проехал омнибус, так как я услышал перезвон колокольчиков и хлопанье бича. Служанка на кухне распевала во все горло.

— Я больше не хочу оставаться здесь! — закричал снова Беншнейдер, размахивая руками так, словно изображал ветряную мельницу.

После очередного взмаха его рук послышался стук упавшего на пол предмета и звон бьющегося стекла. Я повернулся к нему; при этом скала исчезла из моего поля зрения, и взгляд скользнул по далекому берегу застывшего озера. Какое-то огромное существо, видимое еще недостаточно отчетливо, перемещалось по поверхности воды, резко и неуклюже изгибая тело движениями ползущей рептилии. Правда, его никак не удавалось разглядеть как следует, но даже без этого я сразу ощутил его чудовищность и омерзительность.

— Там лица, — снова взвыл Беншнейдер, пряча лицо в ладонях. — Лица и руки!

Что-то зашумело над нашими головами, словно сверху на нас опускалось нечто огромное и крылатое…

И в этот миг я увидел своего Виргилия, лежавшего на столе, увидел валявшуюся рядом с книгой трубку; в кресле напротив съежился бледный и дрожащий Беншнейдер. На ковре под ногами хрустели осколки пресловутой бутылки, разлетевшейся вдребезги.

Господин Вольмют без особых усилий склонил Беншнейдера принять высказанную им в самом начале их совместного приключения гипотезу: они оказались жертвами странной галлюцинации — и не более того. Разумеется, старина Франц сожалел о пропавшем ликере, хотя и признавал, что крепко призадумался бы, прежде чем снова пригубить эту жидкость, даже если такая возможность представится ему в дальнейшем.

— Слишком уж жуткие рожи были у этих существ, — говорил он с содроганием.

Но ректор Лооб, которому профессор латыни рассказал об удивительном происшествии, высказал иное мнение.

— Уже несколько лет ученые говорят о смежных пространствах, об иных изменениях, — задумчиво сказал он. — Какая жалость, что мне не довелось оказаться на месте этого болвана Беншнейдера. Мы с вами, Вольмют, наверняка смогли бы провести наблюдения, подтверждающие эту новую научную теорию.

Господин Вольмют сохранил кусочки бутылочного стекла, пробку и часть ковра, на которую пролилась загадочная жидкость и которая все еще хранила ее странный терпкий аромат.

Именно тогда у профессора Вольмюта возникла безумная идея заняться химическими опытами с остатками бутылки и ее содержимого. Ректор Лооб охотно предоставил ему приборы из лаборатории лицея, и латинист с увлечением принялся за дело.

Надо сказать, что он отнюдь не был профаном в этих вопросах — прежде, чем заняться классической филологией, он изучал естественные науки в Боннском университете.

Первые же анализы осколков бутылочного стекла показали, что это стекло, внешне не отличавшееся от обычного, поляризовало свет совершенно неожиданным образом.

В то же время, пластмасса, из которой была сделана пробка, оказалась совершенно неизвестной науке. Она проявила исключительную устойчивость к кислотам, и только после обработки слегка разбавленной жидкостью Нордхаузена потеряла устойчивость, частично разложилась и дала кристаллический осадок после выпаривания. При исследовании образовавшегося вещества красивого зеленого цвета под микроскопом выяснилось, что эти небольшие кристаллики ромбовидной формы ведут себя более чем странно: казалось, что им присуща способность к самопроизвольному беспорядочному перемещению, которое ректор Лооб после консультаций с химиками предложил назвать «гигантским броуновским движением». Нам больше ничего не известно об опытах господина Вольмюта, если не считать того, что он обработал кусок ковра, залитый жидкостью из бутылки, раствором солей редких металлов.

После этого развитие событий резко ускорилось. Когда вечером в Сретение фрау Моншмайер пекла оладьи с салом на плите, она внезапно услышала сначала крики о помощи, доносившиеся со второго этажа, а затем ужасный вопль, в котором, казалось, не было ничего человеческого. Фрау Моншмайер была известна в городе как весьма решительная особа; ее авторитету среди соседей способствовала мощная, словно у гренадера, фигура. Она схватила подвернувшуюся под руку кочергу и взлетела вверх по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступенек.