Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 1 [компиляция] - [9]

Мужчины погрузились в тишину, и некоторое время Мередит не слышал никаких странных звуков. Но когда тишина углубилась, снова проявился тот набор шумов опустошительной битвы, убийств и внезапной смерти. Мередит молча кивнул Каване, и шепот старика резко оборвал все звуки. Старик посоветовал Мередиту обратиться к специалисту по слуху. Кавана напомнил ему, что доктора никому не рассказывают о болезнях своих пациентов. Профессиональная этика.

Днем Мередит и Кавана вместе пошли на край города к известному специалисту доктору Гейтфилду. Доктор выслушал историю с молчаливым профессиональным вниманием. Затем он проверил слух Мередита с помощью хитроумных приборов. Наконец Гейтфилд выдал заключение:

— Нам известны некоторые «шумы в ушах», мистер Мередит. В некоторых случаях местонахождение одной из кровеносных артерий находится слишком близко к барабанной перепонке, что и вызывает «ревущие» шумы. Есть и другие схожие симптомы. С такими заболеваниями я бы справился. Ваше тело в хорошей физической форме и необычайно сильно. С вашим слухом нет ничего неправильного. Это случай для психиатра. Я не подразумеваю никакого умственного расстройства, вы, пожалуйста, поймите! Но я рекомендую вам доктора Коулингтона. Кажется, ваш случай из тех, что называют «яснослышанием» или чем-то подобным. В его лечебнице, не в моей. Звуковой эквивалент ясновидения — вот на что я указываю. Второе зрение использует глаза, но конечно, мысленно, часто на фоне психических расстройств. Я в этом феномене слабо разбираюсь. Надеюсь, вы последуете моему совету и позволите доктору Коулинг…

— Хорошо! — прервал его Мередит. Где он живёт? Я, может быть, схожу к нему позже.

На холодном лице доктора Гейтфилда проявились следы сочувствия. Из врача он превратился в учтивого джентльмена. Гейтфилд позвонил своему коллеге-психиатру и подготовил для Мередита и Каваны сопроводительное письмо к доктору Коулингтону.

Психиатр был худым, высоким и дружелюбным человеком. Очки в тяжелой оправе сидели на его носу. На голове торчали пучки волос песочного цвета. С самого начала Коулингтон проявил особый интерес к делу. Выслушав рассказ Мередита и прочитав отчет специалиста по заболеваниям слуха, он более часа осматривал пациента. Психиатр не нашел особых отклонений, но все же выразил свою обеспокоенность. Было решено, что Мередит возьмет отпуск на несколько дней и проведет их в больнице Коулингтона «под наблюдением».

Мередит приехал к психиатру на следующее утро. Ему предоставили уютную комнату с множеством книг на верхнем этаже. Там же имелась удобная кушетка, на которой, как посоветовал Коулингтон, Мередит может часами отдыхать и читать. В течение понедельника и вторника, Мередит, под чутким руководством доктора Коулингтона, не расстраивался больше от того, что слышит странные звуки. Он прислушивался ко всему, что могло достичь его ушей со стороны неспокойного мира. Когда никакие внешние помехи не отвлекали его от восприятия таинственных звуков, драма некого общества, парализованного страхом, вторгалась в спокойную жизнь Мередита как что-то неотвратимо ужасное.

К тому времени, согласно совету доктора, он начал записывать те членораздельные слова, что смог разобрать в стонах и криках, основываясь на фонетических совпадениях. Звуки, которые Мередит слышал, не соответствовали ни одному известному ему языку. Слова и фразы звучали нечетко и заглушались шумом яростных волн. Этот был постоянный фон для каждого звука, что слышал Мередит в те периоды, когда пассивно сидел в тишине. Разнообразные слова и фразы были полностью неразборчивы. Он всё записывал, но ни Коулингтон, ни сам Мередит не могли найти каких-либо аналогий с современными или древними языками. Произносимые вслух они звучали как тарабарщина.

Эти странные слова тщательно изучались доктором Коулингтоном, самим Мередитом, и, по меньшей мере, тремя профессорами археологии и сравнительной филологии. Один из археологов был другом Коулингтона, он же пригласил и двух своих знакомых. Все эти эксперты по древним и устаревшим языкам вежливо внимали попыткам Мередита объяснить очевидный смысл слов, большинство из которых были звуками битвы — криками и тем, что пациент определил как фрагменты молитвы. Некоторые фразы дошли до него как грубый хриплый вой. Профессора с интересом слушали, как пациент пытался воспроизвести это необычное завывание. Они педантично изучали его заметки. Вердикт был вынесен единодушно, даже со стороны догматичного молодого языковеда. Звуки были неким искаженным подобием санскрита, индо-иранского, аккадского и шумерского разговорных языков. Но слова не соответствовали ни одному известному языку, древнему или современному. Эксперты настаивали, что это и не японский.

Три профессора ушли, а Мередит и доктор Коулингтон продолжили корпеть над заметками. Мередит написал: «Ай, Ай, Ай, Ай; — Р'лайх! — Иех нья; — зох, зох-ан-нух!» Была еще одна группа слов, которая звучала как цельное предложение, и дошла до Мередита более или менее без помех. Он записал ее как «Айот, Айот, — наткаль-о, до йан кхо тхуттхут». Было еще много других возгласов, как полагал Мередит, произносимых разными людьми, и он тщательно их записывал.