Всего три дня - [26]

Да, он имел право считать тридцать с лишним лет, отданных армии, прожитыми не напрасно. Он честно воевал, не ходил с пустяковой раной в медсанбат, не залеживался в госпиталях, не боялся встречи со смертью, когда по-настоящему было страшно, как в том поединке с гитлеровскими танками, где они с Кушнаревым держались до последнего. Бесстрашие его тогда питала неумолимая ненависть к фашистам, виновникам гибели его жены, их так и не родившегося ребенка. И ему думалось, что каждый бой, в котором убито хоть несколько гитлеровцев, — это его отчет перед мертвыми.

И после войны он не давал себе передышки. Все это время Савельев старался, чтобы вверенная ему частичка армии была сильной и крепкой. Но с каждым годом он понемногу, но безнадежно отставал, хотя и вооружился на старости лет учебниками, не стеснялся спрашивать. Но восполнить потерянное не удавалось, и зимой это дало себя знать. Вот почему он и решил написать рапорт на увольнение: не имел больше никакого права учить людей, просто обязан был уступить место более знающему, не дожидаясь советов старших начальников…

Как все просто и ясно! И совесть чиста. Ну а с самим собой что делать, себя-то куда девать? Ведь он еще годится на что-то! Чувствует еще в себе силу, имеет то, чего не хватает майору Антоненко, — опыт. Может, все-таки опрометчиво он поступил? Может, рано еще раскладывать «тревожный» чемоданчик?..

Нет, не надо тешить себя иллюзиями. Со временем переболит, притупится острота утраты. Пережил же он гибель Анюты. И пусть Мария так и не сумела занять в его сердце место первой жены, а вырастил же он с нею двоих сыновей. Много в жизни было потерь, все переживал остро — такая уж натура, — но с годами примирялся же с ними. И теперь смиришься, куда денешься? А раз так, к черту боль! Нужно лишь в оставшиеся дни отдать армии, дивизиону свои последние долги. Впрочем, есть ли они? Пожалуй, только один — перед майором Антоненко, который, к несчастью, оправдал его опасения. Надо поколебать его убежденность. Конечно, что успеет за дни учений, то и сделает. Вот вроде и все.

Тут подполковник усмехнулся: ничего себе «вроде и все»! Попробуй-ка переделай человека за три дня. Но все равно — делай, пытайся!

«А письмо-то новоселовское?! — неожиданно вспомнил и всполошился подполковник Савельев. — Совсем вылетело из головы! А парень небось мучается, переживает.

Савельев нащупал в нагрудном кармане конверт, тихонько поднялся, чтобы не потревожить спящих, накинул на плечи плащ и, отбросив тяжелую, намокшую полость палатки, вышел под дождь. Зябко поежился от ночной прохлады: днем жарища несусветная, а сейчас зуб на зуб не попадает. Вот уж поистине среднеазиатские контрасты! Как там его аники-воины?

Подсвечивая себе карманным фонарем, Савельев отправился на позицию авакяновской батареи. Он действительно расстроился, когда вспомнил, что потерянное Новоселовым письмо до сих пор лежит у него в кармане. Для Савельева настроение его подчиненных было так же важно, как и их умение стрелять. Когда на душе спокойно, солдат все делает с огоньком, весь выложится. А нет — куда вся сноровка девается! И раз в силах командира добиться, чтобы настроение его солдат было хорошим, боевым, то он обязан это сделать. Иначе какой же он командир?..

Так подполковник и набрел на первое орудие, став невольным слушателем разговора артиллеристов. «Вот тебе, командир, и пилюля! — поддел себя Савельев. — Ты этому философу посреди ночи письмо доставляешь, о настроении его печешься, а ему — «что тот командир, что этот»! Возьму и не отдам письма! Пусть ему майор носит».

И самому смешно стало: как мальчишка! Можно подумать, не знал, что в дивизионе будут обсуждать смену командиров. И от Новоселова восторгов не ждал. Зачем же он ему тогда письмо принес?

Он неслышно отошел назад, кликнул часового:

— Где охранение? Меня сегодня кто-нибудь остановит или нет?

— Стой, кто идет?! — запоздало вскрикнул находившийся неподалеку часовой. — Пароль?

— Вы уж, Поздняков, — узнав водителя по голосу, сказал Савельев, — спрашивайте, кто пришел! Где бдительность ваша, а? А если бы это «южные» оказались? Что это у вас одно за другим нарушения идут? Поздняков, Поздняков…

— Виноват, не заметил, товарищ гвардии подполковник!

— Несли бы службу как положено, все бы заметили. Пора бы за ум браться, как вы считаете? Виноватиться нетрудно, не повторять ошибок — сложнее…

— Ну, братцы, — тихонько сказал Ляпунов, — кажется, батя не в духе. Сейчас начнутся вводные, привет нашему Морфею!

«Бессонница у него, что ли? — неприязненно подумал и Новоселов, прислушиваясь к разговору командира дивизиона и старшего лейтенанта Авакяна, прибежавшего с докладом. — Сам не спит — и другие не отдыхай! Такая у нас служба, Оленька!»

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо прервал комбата голос невидимого в темноте Савельева. — Заканчивайте работу. Развиднеется, тогда и посмотрим. Вы мне, пожалуйста, Новоселова позовите.

«Вот как чуял — по мою душу! Зачем это я ему понадобился?» — успел подумать Новоселов, выпрыгивая из окопа.

— Товарищ гвардии подполковник, гвардии ефрейтор Новоселов по вашему…