Всего один голос - [4]

Встречаясь с Елисеевой глазами, Вадик глупо улыбался и пятился назад, пропуская летевшие к нему мячи.

— Вишняк, ты что, слепой? — сердито крикнул Бусла.— Прозевал—прыгай на пол, не расшибешься.

5

Антон шагал рядом с Буслой по Шипиловской к Ореховому бульвару, где строились кооперативные гаражи. Слева остался хмурый бетонный куб поликлиники, справа на затоптанной сотнями ног площади — универсам. Ближе к парку — гигантская яма строящейся станции метро. Тут стучали отбойные молотки, хрипели, вгрызаясь в подмороженный грунт, экскаваторы. Левее тянулись улицы старой деревни. Деревянные дома, вывороченные балки, свисавшие клочьями обои. В траншее, выдолбленной посреди старого шоссе, можно было насчитать пять слоев асфальта, что клали друг на друга давно, прежде чем сюда пришел новый город.

Гаражи—кирпичные коробки—стояли на склоне оврага. Возле железных ворот—сторожка с большим квадратным окном.

— А где же щиты? — озираясь по сторонам, спросил Антон.

— Слева, возле забора. Они теперь никому не нужны.

Бусла уверенно возглавлял процессию. За Антоном, как всегда, без причины хмурясь, шагал Акила; забегая вперед, вертелся под ногами Шнырик; не спеша, важно, надеясь, что путешествие будет забавным и необременительным, замыкал шествие Карандаш.

— А щиты тяжелые? — беспокоился Шнырик.

— Вдвоем поднять можно.

— Что, мы их отсюда таскать будем? Здесь до школы целый километр.

— Машину найдем.

— Какую машину, где ты ее возьмешь?

— Вон у Карандаша отец шофер.

— Правда? А он согласится? — Антон, отстав, пытливо взглянул Карандашу в глаза.

— Если я попрошу, на что хочешь согласится.

Карандаш хмыкнул, весело сплюнул в канаву—успех всей затеи, оказывается, зависел теперь и от него.

Бусла обошел гаражный городок, остановился возле сваленных в кучу деревянных щитов. Наверное, когда гаражи только начали строить, они служили забором. Рядом на выжженной земле ровным кружком лежал прибитый дождем пепел.

— Жгут,— заметил Карандаш.— Раньше тут куча больше была.

— Надо брать скорей, пока все не сожгли.— Шнырик засуетился, но, схватившись за щит, отступил. Тот был и грязен, и тяжел.

— Надо сперва спросить... — Не дожидаясь, пока Бусла остановит его, Антон пошел обратно, к будке сторожа. Ребята остались на месте, только Шнырик, скорее из любопытства, чем из желания помочь в трудном разговоре, присоединился к Антону.

Сторожа в будке уже не было, он медленно прогуливался по гаражному двору. Антон прыгнул через шлагбаум, подошел.

— Кто такие?

Сторож, мужчина в ушанке и ватнике, с безусым, еще совсем детским лицом, встретил их почти враждебно.

— Мы из школы, насчет щитов.— Антон начал объяснять, зачем они оказались на территории гаража.

Сторож слушал, потягивал сигаретку, лицо его оставалось безучастным.

— Зачем вам эти щиты, вы же все равно их сожжете? — вмешался в разговор Шнырик.

— Велят сжечь — сожжем,— отбросив сигаретку, подтвердил сторож.

— Зачем же жечь? — с отчаянием спросил Антон.

Сторож молчал, поглядывая то на ворота, то на ребят.

— Вы что, хоккей не любите?

— Отчего же, на ЦСКА посмотреть люблю.— Сторож неожиданно смягчился.

— А у нас тоже своя команда будет!

— Щиты-то, они не нужны, это факт,— наконец согласился сторож.— Но что ревизия скажет? Они же числятся.

— А вы скалеите, что школе передали.

— Не знаю.— Сторож покачал головой.— Поговорите с Федосеевым, он у нас начальник.

— С Федосеевым,—подпрыгнул от радости Шнырик.— Так я же с его сыном монетами менялся.

6

— Что такое, почему никто не садится? -Брови Елены Петровны в недоумении взлетели вверх.

— Елена Петровна.—Антон шагнул вперед, от волнения заговорив низким, густым голосом, чуть ли не басом.— Нам разрешили взять щиты для площадки.

— Для коробочки!—крикнул Бусла.

— Да. Нужна записка, что школа просит их передать. А то в гараже ревизия молеет быть.

Елисеева, сгорая от любопытства, встала на цыпочки, чтобы увидеть, что происходит у доски.

— Никаких записок я писать не буду.— Елена Петровна бросила на стол свой лакированный черный портфель.— Запишите тему: творчество Н. В. Гоголя, основоположника критического реализма в русской литературе.

Она подошла к окну, резко обернувшись, поймала взглядом сверкнувшую на солнце стальную пилочку, которой Елисеева полировала ногти, и осуледающе покачала головой.

— Годы леизни: тысяча восемьсот девятый тире тысяча восемьсот пятьдесят второй. Что это была за эпоха, Акимов?

Акила, поднятый неолеиданным вопросом со своего места, беспомощно оглядывался по сторонам.

— Это девятнадцатый век.

— Совершенно верно,— не без иронии кивнула учительница.

— Шныров, напомни нам, где родился Гоголь.

— Гоголь родился в местечке Сорочинцы.

Шнырик отвечал неторопливо, нарочно запинаясь, чтобы классная не догадалась, что перед ним лежит открытый учебник.

— В местечке Большие Сорочинцы. Два года Гоголь учился в Полтавском училище, затем поступил в гимназию в Нежине.

— Продолжай, Шныров, продолжай,— кивнула Елена Петровна.— Впрочем, ты материал знаешь, пусть о Нежинском лицее расскажет кто-нибудь другой.

— Можно мне? — Гришаев, водворив на нос очки, проворно поднялся из-за парты.

— Гришаев,— без охоты согласилась Елена Петровна.