Всегда возвращающиеся - [5]

— Это она при жизни что ли такой была? — удивленно спросил практик, глядя на здоровенные клыки Костычихи.

— Про нее мало, что известно. — Рой медленно провел рукой над скелетом. — Кроме ее «славных» деяний. Как и про ее смерть. Считается, что столь сильную колдунью могли убить лишь несколько магов: Редерик Паук, темный эльф Талий или Вольга Серый. Все трое, что интересно, исчезли примерно в то же время, когда умерла Костычиха.

Маг ткнул кончиком ножа в лоб Костычихи. Череп качнулся с сухим шелестом, иссохшая плоть раскрошилась тонкими хлопьями.

— Нет, это не она. Мы оказались в плену слухов и предубеждений. Ни упыря, ни умертвия, ни просто оживленного мертвеца из нее не сделаешь, как ни старайся. А повышенный магический фон часто встречается вокруг могил колдунов. К тому же она тут далеко не единственная похороненная ведьма.

Мьянек поднял плиту и поставил ее на место.

— Что ж, одним вариантом меньше.

— Ну, что, прикончили упыриху? — Дедок, с нетерпением ожидавший возвращения магов, подался вперед.

— Вынужден вас разочаровать, но она не упыриха, — ответствовал Рой. — А всего лишь старый высохший скелет.

И не оглядываясь на разочарованного дедка, пошел прочь от этого места. Несмотря на то, что он привык сталкиваться с самой разной нежитью, а здесь не оказалось ничего опасного, маг был рад выйти из склепа на свежий воздух. Пока он находился внутри, неясное чувство беспокойства шевелилось в душе, заставляя сердце щемить тоской… "Нервы," — решил маг.

А сторож еще долго ворчал позади, крепя на дверь новый замок.

— Как же, не упыриха… Упыриха она и есть. Сколько людей погубила. Кровопийца.

— Зря мы в его присутствии в склеп спускались, — сказал наконец Мьянек. — Теперь распустит слух, что тот мальчик ее клыков дело.

— Да, наверное, — согласился его напарник. — Ну, да сделанного не воротишь. Займемся дальнейшими поисками.

— Куда теперь?

— В лес. — Рой показал направление рукой. — Пара верст отсюда. Там старый Ведьмин Круг был, неработающий, но кто знает… Иногда они сами по себе активируются, даже если с этой стороны это сделать никак не возможно.

2 месяца спустя.

Дверь с легким скрипом отворилась, выпуская на улицу шатающегося человека, и звучно захлопнулась, отсекая вырвавшийся вместе с ним свет и гомон голосов. Человек сделал несколько неуверенных шагов, соображая кто он и куда ему сейчас следует отправиться. Так и не сумев прийти к нужному выводу, он принял единственное верное в данной ситуации решение — вытянул из кармана оплетенную пенькой бутыль и задрав голову шумно забулькал, глядя на полную луну, мелькающую среди редких прорех в облаках. Чуть правее медленно покачивалась вывеска с не слишком умело намалеванным черным единорогом, больше похожим на проткнутого копьем мохнатого козла, с ехидной усмешкой взирающего на припозднившегося пьянчужку. Вывеска была порядком покоцана, а краска облупилась — раздраженные выражением морды "единорогого козла", посетители имели привычку швыряться в него всем, что подвернется под руку. Старый кобель, призванный создавать корчме впечатление почтенного заведения, охраняемого от всяких лиходеев злыми собаками, кряхтя выбрался из конуры, волоча за собой длинную звенящую цепь, замер освещенный луной, тревожно прислушиваясь к чему-то. Пьянчужка, занятый сражением с притяжением Земли и удержанием равновесия на широко расставленных ногах, абсолютно его не интересовал. Кобель робко гавкнул, настороженно крутя лобастой башкой, а потом вдруг вздрогнул всем телом и заголосил, громко и испуганно, безнадежным воем, сразу же подхваченным соседскими кабысдохами.

— А-а ну, заткнись! — гнусаво прикрикнул пьянчужка. — Мррракобесина.

И добавил парочку привычных ругательств. Затем, вспомнив о бутылке, отвернулся, намереваясь повторить глоток "на дорожку", что б, значит, легче путешествовать, да так и замер, остановленный весьма кстати напомнившим о себе внутренним голосом. В дальней стороне улицы показалась высокая фигура в длинном черном одеянии. Бесшумно шла она, словно бы плывя над землей, по ночным улицам, безучастная ко всему, лишь изредка поворачивая голову в сторону закрытых дверей, как будто могла видеть сквозь дерево и камень. Но эта одинокая фигура внушала такой мистический ужас… Наверное так могла выглядеть сама Смерть решившая прогуляться по спящему городу. Горлышко выскользнуло из ослабевших пальцев и с оглушительным, в наступившей вдруг тишине, звоном разбилась; следом, не удержавшись на подкашивающихся ногах, шлепнулся мужичок.

— Эй, ты, псина блохастая, а ну заткнись! — На улицу, немного запоздало, вышел корчмарь, с грязным полотенцем, для протирания кружек, на плече.

Удивленно замолчал, заметив, что пес больше не лает, а, забившись в конуру, скулит от ужаса. Перевел взгляд на сидящего на земле пьянчужку. Позади толпились посетители, с интересом выглядывая из-за плеча корчмаря, что бы тоже увидеть, на что это так выл трактирский пес. Ничего более интересного не предвиделось, а тут может загрызли кого…

— А ну, пропустите. — К выходу пробился обвешенный чародейским инструментом колдун.

Пошатываясь вышел вперед, сжимая одной рукой кружку, а другой пытаясь вычертить в воздухе колдовские знаки. За движением пальца оставался бледно-золотистый светящийся след, складывающийся в незамысловатый рисунок заклинания поиска. Посетители, затаив дыхание, следили за колдующим магом. Вот он, закончив рисунок, взмахнул ладонью и тот растаял. Шатаясь на подгибающихся ногах как березка на ветру, маг осушил кружку, утер губы рукавом, и вытянул перед собой руку. Возле ладони снова едва заметно полыхнул рисунок — поисковый импульс вернулся, — и колдун, внезапно переменившись в лице, выронил кружку, развернулся и побежал прочь, спотыкаясь и оскальзываясь.