Всегда вместе - [20]
— А я не о всех — о некоторых. — Антон скосил глаза в сторону Зои Вихревой. — Все люди как люди, спят по ночам, а эти по коридору туда-сюда шваркают да дверьми скрипят. Надоело! Спишь с открытыми глазами, того и гляди — в мороз двери открытыми оставят… И эти некоторые думают, — продолжал он, — что таким манером, прохаживаясь по руднику, они перейдут в девятый класс…
Договорить Антон не успел. Зоя вскочила и повернула к нему пылающее яростью лицо.
— Ты что? Ты что? Лучше? Лучше? Ты с Зыряном по закоулкам окурки раскуриваешь! А хорошего слова разве от вас дождешься! — Она зло передразнила Антона: — Все «косолапая» да «скуластая». Такого, как ты, в пятом классе стыдно держать… А ты, Ванюша, смеешься? Принес бы лучше сюда свою тетрадь по алгебре. Вот уж всем смешно было бы!.. Ага, спрятался!
Она только развертывала силу своего исступленного красноречия, но Поля Бирюлина испуганно застучала карандашиком:
— Зоя! Зоя!
Тогда Вихрева вложила всю свою горечь в яростный выкрик: «И это — товарищи!» и, громко пристукнув крышкой парты, села на свое место рядом с Линдой Терновой, разгоряченная, со сверкающими глазами.
Среди наступившего молчания раздался тягучий голос Мити Владимирского:
— У нас вообще бескультурье… чужие дневники читают… Всех прозвищами наделяют… Вот и меня тоже прозвали…
— Шомполом! — услужливо подсказал кто-то.
— Чижиком! — раздалось с другого конца.
— Вот видите, видите, даже здесь! — Митя обращался уже к учителям.
И снова тишина была взорвана шумным и веселым многоголосьем выведенных из состояния равновесия комсомольцев.
— Платон Сергеевич! — почти угрожающе шептала директору школы Шура Овечкина. — Что же вы? Так и будете сидеть?
Бурдинская наклонилась к Хромову:
— Нельзя же так, Андрей Аркадьевич!
Хромов было приподнялся со стула, но Кухтенков притронулся к его руке:
— Подождите.
Осторожно раздвинув сидевших рядом с ним Захара и Толю, выбрался из-за парты Кеша. Мягко ступая унтами, он подошел к столу и обернулся бронзовым лицом к ребятам. Он первый решился выступать не с места.
— Вот что, Зырян, — сказал он очень ровно, без всякой угрозы. — Ты меня знаешь, помолчи…
И снова вгляделся Хромов в лица ребят. «Этого уважают — за силу».
— Прозвища у нас в школе разные есть. Вот Тиню Ойкина зовут Малышом. — Кеша с какой-то нежностью произнес последнее слово. — Скажите, разве мы его не уважаем? Уважаем. И за то, что хорошо учится, и за то, что товарищ настоящий, и за то, что за себя постоять может. Уважаем Малыша, — повторил Кеша, — и любим… Меня вот тоже прозвали…
— Адмиралом, — подсказал Зубарев.
— Знаю. Адмиралом, — без тени хвастовства подтвердил Кеша. — Потому что я своего добьюсь…
«Кажется, уважают его не только за силу», подумал Хромов, с волнением слушая юношу.
— А тебя, — продолжал Кеша, взглянув почему-то не на Митю, а на Линду, — прозвали Шомполом…
— Кеша! — строго прервала Бирюлина, испуганно глядя на Платона Сергеевича.
Линда перестала улыбаться.
— …и Чижиком, — упрямо продолжал Кеша. — Шомполом — потому, что ты длинный, Чижиком — потому, что еще ума не набрался. Ты за отцову спину прячешься. Чему ты научился? Ногами крендельки чертить? Великая наука! А как испытания, так справна от врача: у Митеньки нервы больные и сердце усталое. Тебя в кресле из класса в класс перетаскивают. Что ж ты думаешь, с тобой и в Красной Армии так нянчиться будут? На Хасане в прошлом году, небось, не фокстротили, а воевали.
Высокая фигура Мити Владимирского взметнулась над партой:
— Неправда! Неправда!
— Нет, Митя, это правда! — твердо сказал Кеша. — Правда и то, что Ваня Гладких часами валяется на койке. И то, что он списал у Бориса работу по алгебре… Так комсомольцы не делают!
Кеша замолчал, но не трогался с места, видимо желая что-то еще сказать и колеблясь. Наконец он решился.
— А про твой дневник, — сказал он, глядя на Митю в упор, — Платону Сергеевичу рассказал я. Я его не брал у тебя, даю честное слово, случайно получилось… Показали, а кто — сказать не могу.
Кеша махнул рукой и, ступая по-медвежьи, направился к друзьям.
Поднялся невероятный шум. Кричал Борис. Что-то бубнил в затылок Мите Трофим Зубарев. Взволнованно переговаривались девочки. Дед Боровиков грозил пальцем Антону, который неистово барабанил кулаком по парте. Беспомощно прыгал по столу Полин карандашик. Взволнованно приглаживал свою чолку Малыш. Только Зоя сидела неподвижно, будто бы не слыша и не видя ничего.
На полном лице Альбертины Михайловны можно было прочесть смятение.
— Вот теперь, Андрей Аркадьевич, медлить нельзя, — произнес Кухтенков. — Надо брать вожжи в руки…
Среди этого шума и гама никто, кажется, и не заметил, как к черной классной доске, что висела за столом президиума, подошел высокий человек в бурках. Он приколол кнопками большую карту, затем подошел к столику, сдвинул в сторону Тинины бумажки, разложил цветные мелки и стоял, терпеливо ожидая тишины. Его обветренное лицо улыбалось.
Это был Брынов.
«Что это он? — почти с возмущением подумал Хромов. — Ведь его вопрос второй!»
А Брынов уже говорил.
— Вот что, ребята, — оказал геолог: — довольно-ка по улицам катыши гонять.
По аудитории пошел леший пересмех: одним из развлечений школьников в перемены было перегонять, как мячики, мерзлые комья конского навоза.
Что знаем мы о российских купеческих династиях? Не так уж много. А о купечестве в Сибири? И того меньше. А ведь богатство России прирастало именно Сибирью, ее грандиозными запасами леса, пушнины, золота, серебра… Роман известного сибирского писателя Оскара Хавкина посвящен истории Торгового дома братьев Бутиных, купцов первой гильдии, промышленников и первопроходцев. Директором Торгового дома был младший из братьев, Михаил Бутин, человек разносторонне образованный, уверенный, что «истинная коммерция должна нести человечеству благо и всемерное улучшение человеческих условий».
Великая Отечественная война. Из маленького забайкальского поселка на реке Чалдонке один за другим уходят на фронт мужчины. А жизнь не останавливается; день и ночь, до самого ледостава, намывают золото драги, месяцами не выходят из тайги охотники. Женщины и подростки заменили мужей, отцов и братьев. Однако работа для победы — этого слишком мало для двух школьных приятелей — Димки и Веньки. Они хотят сами сражаться с фашистами и решают бежать на фронт. Об их приключениях и о других событиях в таежном поселке, о дружбе и мужестве рассказывает эта повесть, написанная известным детским писателем Оскаром Адольфовичем Хавкиным.
Две маленькие девочки, сёстры Лера и Уля, месяц живут у деда в охотничьей избушке, знакомятся с окружающим таёжным миром, заводят особую дружбу с бурундуком.
«…Я не просто бельчонок, я хранитель этого леса, и зовут меня Грызунчик. Если кто-то, как ты, начинает вредить лесу и его обитателям, я сразу вызываю дух леса, и лес просыпается и начинает выгонять таких гостей…».
В этой повести писатель возвращается в свою юность, рассказывает о том, как в трудные годы коллективизации белорусской деревни ученик-комсомолец принимал активное участие в ожесточенной классовой борьбе.
История про детский дом в Азербайджане, где вопреки национальным предрассудкам дружно живут маленькие курды, армяне и русские.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Отрывки из воспоминаний о военном детстве известного советского журналиста.
Аннотация издательства:В двух новых повестях, адресованных юношеству, автор продолжает исследовать процесс становления нравственно-активного характера советского молодого человека. Герои повести «Картошка» — школьники-старшеклассники, приехавшие в подшефный колхоз на уборку урожая, — выдерживают испытания, гораздо более важные, чем экзамен за пятую трудовую четверть.В повести «Мама, я больше не буду» затрагиваются сложные вопросы воспитания подростков.