Всегда солдат - [47]

Осенью 1945 года я проводил в училище свой последний выпуск. Тогда же Первая дивизия школы летчиков Военно-Морского Флота была расформирована. Мы перегнали учебные самолеты на другую базу и разъехались в разные концы страны. А в феврале 1946 года кончилась моя служба в армии. Меня списали по всем статьям и сняли с военного учета. Навсегда.

Я не сопротивлялся: иное время, иные песни. Что мог, отдал войне. Но жизни отдал не все. Жизнь продолжалась, и я занял место в новом строю. Я добился своего — вернулся на фронт. Правда, это был другой — мирный фронт. Но дыхание его было таким же горячим, как там, где земля еще не остыла от артиллерийской канонады и не утратила жара человеческой крови.

* * *

На этом можно было бы и поставить точку. Но не могу не рассказать о том, как спустя много лет до меня донеслось «эхо войны». В апреле 1962 года я получил письмо из Херсона. Глубоко взволновали меня первые же слова: «Не удивляйтесь, если я воспользуюсь своим маленьким моральным правом и поинтересуюсь послехерсонским отрезком Вашей жизни. Пишу Вам под впечатлением письма Вязанкина Василия Ивановича. А ну-ка, вспомните такую фамилию! Вы не должны забыть ее…»

Мог ли я забыть Вязанкина? Васю Вязанкина! Сразу вспомнился побег из Херсонского лагеря, день, когда Вязанкин вытащил из руки Виктора Клементьева запачканный пеплом бумажный валик…

Это случилось двадцать лет тому назад. С тех пор я не видел астраханца Василия Вязанкина и ничего не слышал о нем. Но никогда не забывал последних минут нашего расставания, крепкого пожатия его рук — верных рук друга, товарища, солдата.

В конце письма стояла подпись — А. Губанова. Я немедленно написал ответ, и вскоре пришло второе письмо. Большое, теплое. Позволю себе привести из него некоторые выдержки.

«Итак, Вы — тот самый Серафим Петрович Сабуров, а я — та самая Анна Александровна Губанова. Не удивляйтесь, если скажу, что все прошедшие двадцать лет память о Вас и Василии Ивановиче Вязанкине жила в нашей семье. Мы часто вспоминали о вас. Как? О Вас как о патриоте, мечтавшем до фанатизма о переходе линии фронта. Вот почему, говоря правду, у меня не было веры в то, что Вы живы. Ведь вырваться из звериных лап охранников лагерей, да еще и линию фронта перейти — это целый подвиг. Мне думается, он по силам только смелым, мужественным людям.

Вязанкин прибыл к нам примерно через месяц или полтора после угона пленных из Херсона. Рассказал, как вы бежали с этапа и расстались на подходе к Днепру. Мой муж, у которого было немало таких подопечных, с помощью друзей прятал Василия Ивановича от оккупантов до самого освобождения Херсона.

После этого война замела все следы и его, и многих ему подобных. Только недавно из письма самого Вязанкина мы узнали о его судьбе. Он снова воевал, только в танковых частях. С боями прошел всю Восточную Пруссию, участвовал в штурме Берлина. После войны демобилизовался. Сейчас — пенсионер, живет на родине в Астрахани — улица Чехова, дом № 50.

Почему мы все эти годы интересовались его и Вашей и многих других судьбами? Это не просто любопытство. Мой муж агроном по специальности и всегда, закончив сев, переживал за результаты, за урожай. Вот я часто и провожу некоторую аналогию между семенами, высеянными в почву, и добрыми человеческими чувствами, мыслями, которые тоже должны принести хорошие плоды.

Узнав о судьбах Вашей и Вязанкина, мы искренне обрадовались. Значит, семена дали хорошие всходы. Ну, не стану больше смущать Вас хвалебными словами и скажу немного о нас самих. Мы — это наша семья. Сейчас она многочисленная. У нас два сына. Один агроном, ныне директор совхоза на Херсонщине. Шесть лет работал на Целине, награжден орденом Ленина за ее освоение. Другой — механик плавбазы тралового флота. Работает в Мурманске. Мы уже дедушка и бабушка — у нас пятеро внуков. Видите, как быстро течет время.

А что у Вас нового? Вы пишете, что имеете дочерей. Сколько их и какого они возраста? Передавайте от нас привет своим домочадцам.

Вы лелеете мечту побывать на Украине. Приезжайте в любое время — один или с семьей. Остановиться можно у нас. Херсон город не шумный, на Днепре хорошие пляжи…»

Разумеется, я тотчас написал Вязанкину. Получил и от него ответ. Теперь мечтаем встретиться.

Живы и здравствуют Елизавета Григорьевна Головенко и ее муж Александр Игнатьевич, которые помогли мне бежать из Лебединского лагеря. Ничего не знаю только о судьбе Виктора Клементьева и Михаила Дьячкова, но хочу верить, что они живы, что мы обязательно свидимся.

* * *

Воспоминания кончены. Я дописываю последнюю страницу с чувством сожаления и радости. Хотелось бы больше рассказать о тех замечательных, простых и скромных в своем подвиге людях, с которыми свела меня судьба на перепутье сейчас уже далеких военных лет. Их было много, чудесных советских людей, и всем им, известным и неизвестным, я глубоко благодарен за поддержку и помощь, которые получил в самую трудную пору. Всем им кланяюсь до земли.