Всё закончится на берегах Эльбы - [14]

Но ещё тяжелее было сидеть у постели умирающего. В такой момент было непросто подобрать слова успокоения, чтоб облегчить агонию и помочь совсем юному парнишке или отцу семейства во цвете лет уйти в лучший из миров, где больше не будет газовых атак и разрывов снарядов.

Чтобы не вводить в замешательство больных, близнецы дежурили в разные смены, из-за чего их принимали за одного человека — сестру милосердия, что неустанно трудилась и день и ночь. Их так часто называли дочерями Иды, что девушки устали это отрицать.

Порой раненые солдаты просили сестёр написать за них письма домой. Особенно в этом деле преуспела Сандра, выработав ровный каллиграфический почерк. А письма родному отцу близнецы отправляли в двух конвертах в Мюнхен, где их получала тётя Гертруда. После того как она снимала конверт с саксонским штампом, графиня несла чистый подписанный сёстрами конверт на почтамт, где на него ставили баварский штамп и письмо отправлялось в госпиталь, где служил доктор Метц. Но, в конце концов, такая цепь ухищрений всё же дала сбой.

Прошло полгода, прежде чем Пауль Метц узнал правду о том, где находятся его девочки. Он пришёл в ужас, когда в одном из писем графиня случайно проговорилась, что дома их нет. Не медля и секунды, он тут же попросил телефониста связать его с лазаретом.

— Ида, как ты могла?! — восклицал в трубку доктор Метц. — О чём ты только думала, когда разрешила такое? Они же ещё дети!

— Пауль, уймись, — пыталась успокоить его кузина, — ничего страшного же не произошло.

— Ладно, дед задурил им головы, но ты!

— При чём тут дедушка?

— Ты же прекрасно его знала, зачем же спрашиваешь? Или ты забыла его высокопарные речи о необходимости врачебного служения людям? Будь хоть хирургом, хоть повитухой, но оставайся верен идеалам семьи. Неудивительно, что за восемь лет общения с дедом, Лили и Сандра поддались на его пропаганду. Но его больше нет, и с него не спросишь. Поэтому я спрашиваю у тебя — почему мои дети в лазарете? Они же совсем ещё юные девочки. Зачем им смотреть на кровь, гной, выносить судна и видеть каждый день смерть? Ида, мы с тобой зрелые люди, но они… Зачем им так рано взрослеть?

Ответа он так и не услышал. Доктор Метц и сам понимал, что свершившегося уже не исправить. Когда он вновь увидит своих дочурок, в их лучистых зеленых глазах уже не будет детской доверчивости. Его встретят повзрослевшие женщины с юными лицами и без наивных надежд. Не этого он желал для своих дочерей.

Первым же делом доктор Метц воспользовался своими связями и ходатайствовал о переводе Лили и Сандры в госпиталь под собственный неусыпный надзор.

Воссоединение семьи было бурным и радостным. Доктор с удивлением и восхищением смотрел, как изменились его девочки за те два года, что он не видел Лили и Сандру. Фигуры их стали ещё женственнее, с лиц пропали былые детские черты. Раньше он и подумать не мог, что у его дочерей может хватить сил и терпения каждый день быть при больных и умирающих. Но теперь он убедился, что призвание к врачеванию у его семьи действительно было в крови.

Со всем усердием сёстры преступили к работе на новом месте. Каждая стремилась показать отцу свою прилежность и старание, и тем самым заслужить его похвалу и внимание, но не только его одного. Ведь при докторе Метце неустанно служил писарь — очень красивый молодой человек. Смуглая кожа, карие глаза, тёмные волосы, правильные и тонкие черты лица — он казался прекрасным чужестранцем из чарующей южной страны. Но имя его было самым обыкновенным — Даниэль Гольдхаген — и до войны всю свою жизнь он провел в Баварии.

Благодаря госпитальным пересудам сёстры узнали, что молодой человек был сиротой и никогда не знал своих родителей, но в интернате, где он воспитывался, ходили упорные слухи, что его отцом был юный сын некоего барона, а матерью была молодая и прекрасная еврейка из очень религиозной семьи. Но плод страстной и скоротечной любви не был нужен ни аристократической родне, ни иудейской, скрывшей от общины сам факт позора их дочери, и вскоре выдавшей её замуж за подходящего жениха. Впрочем, был и другой слух, где матерью Даниэля была проститутка, не пожелавшая прерывать карьеры из-за рождения ненужного ребёнка.

Но всё это было лишь неподтверждёнными домыслами. Достоверно сёстрам было известно лишь то, что в 1912 году Даниэль Гольдхаген поступил на медицинский факультет Мюнхенского университета, но не успел окончить обучение, так как был направлен на службу в госпиталь. Для их отца молодой писарь стал не только прилежным учеником, что жаждал новых знаний, но и приятным собеседником, с которым можно было обсудить и научные теории, и житейские проблемы.

— Несчастный мальчик, сирота, — говорил дочерям о Даниэле доктор Метц, — никогда не знал ни матери, ни отца. Как же ему не хватает семьи и заботы. А как мне не хватало вас. Если б не Даниэль, не знаю, как бы я справлялся с нахлынувшей тоской. Но вот приехали вы, значит, будет мне ещё одна отрада. А точнее, две.

— А Даниэль, что же, стал тебе как сын? — поинтересовалась Лили.

— Неужели ревнуешь? — мягко улыбнулся доктор Метц, отчего дочь зарделась и потупила взор. — Он добрый, незлобивый, очень мягкий юноша. Не обижайте его.