Все волки Канорры - [58]

— Кукамуна! Мой косолапый зайчик! Попрощайся со мной. Я уезжаю.

Но жены он не услышал и даже не увидел. Она уже секунд тридцать возглавляла организованное отступление своих фрейлин в направлении, условно названном «подальше от этого кошмара». И хотя королева была задумана природой скорее как добротный утес, нежели как бестелесное облачко, она впечатлила бы своей скоростью не одну тучу, влекомую по небу ураганом. Король успел только разглядеть край шлейфа самой неповоротливой из придворных дам.

— А фонтан? — заволновался он. — Кукамуна, вернись немедленно!

Демон успокаивающе махнул когтистой лапой.

— Фонтану не бывать! — загрохотал он, и никто не мог бы сказать, что его не слышали на границах королевства.

Недвижимость опять пришла в движение, языки пламени побежали по коридору вслед за беглянками и, судя по новой порции криков, достигли цели.

— А фонтану бывать — тебе не бывать, жена короля! — удачно сымпровизировал Кальфон.

— Надо помочь нашим дамам, как там наши дамы, а дамы как же одни, надо позаботиться о слабых женских натурах, — пронеслось по залу, и вот уже кавалеры, кланяясь и делая загадочные жесты руками, поспешили за ними. Тронный зал не то чтобы опустел, но стал гораздо тише и просторнее. Сразу стало слышно, как хихикает под шлемом Галармон и как позвякивают латы шэннанзинцев.

Король решительно подошел к демону, взял его огромную лапищу двумя руками и горячо затряс. И со словами:

— Ангел вы мой, — отправился собираться.

* * *

Все просто отлично, скажет наш гуманный читатель, но где же главный герой дня? Чем занят славный Такангор после такой встряски, и почему его нигде не видно?

Что тут скажешь? Пока остальные развлекались всякими заговорами, секретными совещаниями и тайнами, он снова совершал подвиг. Подвиг тихий, незаметный и беспримерный. Он писал письмо в Малые Пегасики. Письмо это должно было стать подлинным шедевром эпистолярного жанра — правдивым, убедительным и при этом преподносить события именно так, как хотел его автор.

Честный минотавр начал с главного — да, на него напали, и было покушение, так что если до Малых Пегасиков дойдут какие-то слухи, волноваться не следует, все неправда. Демон на него напал чрезвычайно древний, такой древний, только дунь — рассыплется на порох, что, собственно, и произошло. Мороки от этого покушения больше всего таксидермистам, потому что они не знают, с чего начинать. Опять же, писал Такангор, ни на волосок не покривив душой, неподалеку был бригадный сержант Агапий Лилипупс, он пел очень патриотическую песню и его бормотайка тоже была под рукой, правда, в ход так и не пошла. Затем минотавру предстояло описать деликатный момент: в Виззл он пошел без топора, и это следовало преподнести в нужном ключе. Поразмыслив минут десять, он изложил события следующим образом: а что до папенькиного топора, сообщил он после стандартных расспросов о здоровье семьи и друзей, то после этого происшествия он целехонек, как если бы ничего и не было, и я слежу за ним с надлежащей аккуратностью. О причинах покушения Такангор сообщил не менее виртуозно: князь Гампакорта, строчил он в припадке вдохновения, которое в этих стенах прежде навещало только Бургежу, сразу разобрался, что к чему. Причин волноваться опять-таки нет, ибо демон еще в древности славился скверным характером и преступными наклонностями, через что и пострадал на подступах к Виззлу. А шерсть господин Ас-Купос принимает по приличной цене, на два пульцигроша больше, чем мадам Хугонза, не в упрек ей будет сказано.

Спустя два часа творческих мук и поэтических озарений письмо было написано, запечатано, и Такангор посчитал, что правильнее всего будет отослать его, не медля ни минуты. Он потопал на почту, где в ночную смену работали Кехертус с Гигапонтом.

Проходя мимо озера, он увидел, что кто-то разложил на берегу огромный костер, и поневоле заинтересовался. Однако то был не костер. Под старой березой, на упругой подушке изумрудного мха, не сводя взгляда желтых глаз с темного зеркала воды, сидел Бедерхем. Его тело светилось и горело в темноте, как огонь. Собственно, оно горело огнем.

— Доброй ночи, – сказал Такангор, усаживаясь рядом.

— Доброй.

— Сидите?

— Сижу.

— А я иду.

— Куда, если не секрет?

— На почту.

— Письмо отправляете?

— Маменьке. Чтобы она не волновалась.

— Это правильно.

— А вы смотрите.

— Смотрю.

— Это хорошо.

— Да, — вздохнул демон. — Хорошо. Необыкновенно хорошо жить. Правда?

— Не возражаю.

В этот момент на воду упал золотой лист и поплыл, как маленькая галера, охваченная огнем, куда-то туда, в темноту.

— Вы заметили? У вас осень наступила, — сказал Бедерхем. — Надо и у нас объявить.

Так к концу этого необыкновенного и очень длинного дня в Кассарии окончательно наступила осень.

ГЛАВА 5

Как корабль, входящий в южные воды, немедленно обрастает водорослями и ракушками, так и маркиз Гизонга, попадая в Кассарию, немедленно обрастал сентиментальными привычками, лирическими настроениями и либеральными взглядами.

Проснувшись гораздо позже обычного, он с наслаждением повалялся в пышной постели, размышляя не об отчетах и налогах, а о гописсиной выпечке. Ему предстояло совершить исторический выбор — то ли наведаться в харчевню «На посошок» еще до завтрака и, слегка закусив там, набрать с собою полную корзинку свежей сдобы; то ли направить свои стопы в Виззл уже после завтрака, надеясь, что прогулка взбодрит ослабевший организм и возбудит аппетит, и вернуться до обеда — с полной корзинкой свежей сдобы. То ли поступить нечеловечески мудро: пойти в Виззл вечером, после ужина, и запастись булочками на сон грядущий. В пользу последнего решения говорило и то, что можно будет обоснованно разнообразить ассортимент куркамисами и пончиками, потому что ночи бывают весьма длинными и продуктивными в плане работы, и тогда нужно хорошенько подкрепиться.