Все в твоих руках - [42]

Голос у Карла Ивановича, оказался истинно «дедоморозовский», то есть артиста на первых декабрьских елках, когда лицедей еще не устал, и от души желает порадовать детишек.

— А раз видишь, так и вводи героя в курс дела.

Ситуация, как видно, забавляла начальника.

— Джордж Мустафьевич, что вы меня все время героем называете?

— А вот и узнаешь. Ты, Карлуша, проясни ему ситуацию…

Патрон застыл: перевел, видимо, сознание в «спящий режим». Теперь он напоминал мраморное изваяние «Вольтера в кресле».

Господин в костюме-тройке не торопился начинать: толи с мыслями собирался, толи выдерживал актерскую паузу.

— Трудно рассказывать прописные истины, — пожаловался он. — Если коротко, у нас сейчас, как ни странно, очень неблагоприятный политический прогноз. Я представляю Европейский Центр Прозрачной Магии, и мы крайне заинтересованы, чтобы на территории России оказались некоторые магические артефакты славянского происхождения. А так как перемещать имеющиеся в Настоящем нельзя, то придется забрать из Прошлого. Смотри, дошедший до нашего времени там не ухвати, а то будет тебе — не-зя.

— Почему «нельзя»? — поинтересовался неопытный специалист.

Карл Иванович опять замолчал. Потом ответил просто и ёмко:

— Потому.

Пришлось Севе проглотить обиду.

— Главное, — продолжил гость, — перенести мы можем только человека, не обладающего магическими способностями. Это раз. Второе, я тут неофициально, поскольку… Впрочем, это не важно. Третье, я все расскажу, где что лежит, и как забрать.

— А почему «герой»? — засомневался Сева. Он, вдруг, подумал: так могут называть не за прошлые заслуги, — у него их не было, — а за будущие, в том числе и «посмертно».

— Ну, это Гоша пошутил…

«Понятно: раз ты — Карлуша, то Джордж Мустафьевич — Гоша».

Ситуация складывалась презабавная. С таким же успехом Сева мог выслушивать наставления по управлению космическим кораблем: «Мы сейчас оденем тебе скафандр, быстренько привезешь лунного грунта — и свободен. Приказ на присвоение Героя Советского Союза уже готов…».

— … Что касается конкретики. Все сведения получишь под быстрым гипнозом. Не волнуйся, никакой магии.

— Да куда вы меня хотите отправить-то?

— Тысяча сто шестьдесят восьмой год. Город Аркона. На острове Рюген. — Сказал, как-то обижено: почему, мол, Сева этого не знает.

Всеволоду названия на самом деле ничего не говорили. Остров Рюген, рядом с Данией. И что?..

— Это последний оплот балтийских славян. Там хранилась святыня. А сам факт разрушения Арконы — узловой момент для истории Европы.

Ох, не стоит, пожалуй, лезть в «узловой момент»: может ведь так затянуть в этот самый узелок, что тот петлей покажется…

Тут Инхандек приоткрыл глаза.

— Всеволод, надо.

Патрон сунул руку в нагрудный карман и извлек… огромный, размером с волейбольный мяч, стеклянный шар. Сева нервно хмыкнул: все еще не разучился удивляться ловким трюкам институтского начальства. Инхандек аккуратно скатил шар с ладони на стол. Предложил:

— Небольшой тест, Всеволод Кириллович. Внутри есть маленький пузырек воздуха. Посмотри внимательно: что он тебе напоминает?

Сева добросовестно таращился в шар, стараясь отыскать пузырек, но не смог. Мешали искаженные сферической поверхностью фигуры Патрона и «Деда Мороза»; они комично расплывались, растекались лужицами, дробились на множество капель, пока не исчезли окончательно среди бесконечного стеклянного пространства…

Сколько всего запихнули в память Севы за последующие три часа — передать сложно. И дело вовсе не в количестве мега- или гигабайт информации: ведь слово из каких-нибудь жалких шести символов может иметь расширенное толкование на нескольких страницах убористым текстом, а из яйца размером со страусиное способен был вырасти тридцатитонный динозавр.

Инхандек отправил Всеволода домой, с наказом лечь спать, будто не он только что продрых три часа кряду.

2

На следующий день Сева появился на работе без восьми девять.

Весь отдел был в сборе, даже те, кто имел привычку заглядывать по пути к знакомым попить чайку и обсудить политические новости. В обширном помещении, которое при первом знакомстве с Институтом Сева принял за конференц-зал, царила непривычная суета. Люди с деловым видом сновали туда-сюда, и вроде бы что-то делали, а может, просто создавали видимость, втирая начальству очки.

Кругом, на вешалках, столах, спинках стульев лежали и висели странные предметы: рубахи, штаны, шапки из войлока и домотканые(?), грубой выделки, преимущественно серые, лишь некоторые окрашены в коричневый и темно-синий цвета, а один непонятный предмет — ярко-кумачевый. Обилие бутафории делало помещение подобием киносъемочной площадки. Не хватало лишь софитов-юпитеров и оператора с камерой.

Откуда-то из боковой комнаты донесся голос Инхандека:

— Всеволод, здравствуй. Быстро выбирай себе, что нравиться, и — переодеваться!

— Доброе утро, — крикнул Всеволод в ответ. — А что, всё переодевать нужно?

— Да. Полностью. Учти что в средние века ни маек, ни трусов не носили!

Всеволод выбрал, сам не зная почему, наиболее яркий предмет, оказавшийся шелковыми шароварами. «Награждается красными революционными штанами, — вспомнилась ему фраза из бессмертной картины «Офицеры». — Хорош же я буду в портках этих, клоунских».