Все стихи - [7]

1960

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Зашумит ли клеверное поле…

Зашумит ли клеверное поле,

заскрипят ли сосны на ветру,

я замру, прислушаюсь и вспомню,

что и я когда-нибудь умру.

Но на крыше возле водостока

встанет мальчик с голубем тугим,

и пойму, что умереть — жестоко

и к себе, и, главное, к другим.

Чувства жизни нет без чувства смерти.

Мы уйдем не как в песок вода,

но живые, те, что мертвых сменят,

не заменят мертвых никогда.

Кое-что я в жизни этой понял,—

значит, я недаром битым был.

Я забыл, казалось, все, что помнил,

но запомнил все, что я забыл.

Понял я, что в детстве снег пушистей,

зеленее в юности холмы,

понял я, что в жизни столько жизней,

сколько раз любили в жизни мы.

Понял я, что тайно был причастен

к стольким людям сразу всех времен.

Понял я, что человек несчастен,

потому что счастья ищет он.

В счастье есть порой такая тупость.

Счастье смотрит пусто и легко.

Горе смотрит, горестно потупясь,

потому и видит глубоко.

Счастье — словно взгляд из самолета.

Горе видит землю без прикрас.

В счастье есть предательское что-то —

горе человека не предаст.

Счастлив был и я неосторожно,

слава богу — счастье не сбылось.

Я хотел того, что невозможно.

Хорошо, что мне не удалось.

Я люблю вас, люди-человеки,

и стремленье к счастью вам прощу.

Я теперь счастливым стал навеки,

потому что счастья не ищу.

Мне бы — только клевера сладинку

на губах застывших уберечь.

Мне бы — только малую слабинку —

все-таки совсем не умереть.

1977

Евгений Евтушенко.

Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Злость

Добро должно быть с кулаками.

М. Светлов (из разговора)

Мне говорят,

        качая головой:

«Ты подобрел бы.

            Ты какой-то злой».

Я добрый был.

        Недолго это было.

Меня ломала жизнь

        и в зубы била.

Я жил

    подобно глупому щенку.

Ударят —

    вновь я подставлял щеку.

Хвост благодушья,

            чтобы злей я был,

одним ударом

        кто-то отрубил!

И я вам расскажу сейчас

                о злости,

о злости той,

        с которой ходят в гости,

и разговоры

        чинные ведут,

и щипчиками

        сахар в чай кладут.

Когда вы предлагаете

                мне чаю,

я не скучаю —

        я вас изучаю,

из блюдечка

        я чай смиренно пью

и, когти пряча,

        руку подаю.

И я вам расскажу еще

                о злости…

Когда перед собраньем шепчут:

                        «Бросьте!..

Вы молодой,

        и лучше вы пишите,

а в драку лезть

        покамест не спешите», —

то я не уступаю

            ни черта!

Быть злым к неправде —

                это доброта.

Предупреждаю вас:

            я не излился.

И знайте —

        я надолго разозлился.

И нету во мне

        робости былой.

И —

   интересно жить,

                когда ты злой!

1955

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Идут белые снеги …

Идут белые снеги,

как по нитке скользя…

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,

растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

Идут белые снеги…

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

и бессмертья не жду.

я не верую в чудо,

я не снег, не звезда,

и я больше не буду

никогда, никогда.

И я думаю, грешный,

ну, а кем же я был,

что я в жизни поспешной

больше жизни любил?

А любил я Россию

всею кровью, хребтом —

ее реки в разливе

и когда подо льдом,

дух ее пятистенок,

дух ее сосняков,

ее Пушкина, Стеньку

и ее стариков.

Если было несладко,

я не шибко тужил.

Пусть я прожил нескладно,

для России я жил.

И надеждою маюсь,

(полный тайных тревог)

что хоть малую малость

я России помог.

Пусть она позабудет,

про меня без труда,

только пусть она будет,

навсегда, навсегда.

Идут белые снеги,

как во все времена,

как при Пушкине, Стеньке

и как после меня,

Идут снеги большие,

аж до боли светлы,

и мои, и чужие

заметая следы.

Быть бессмертным не в силе,

но надежда моя:

если будет Россия,

значит, буду и я.

1965

Евгений Евтушенко. Идут белые снеги.

Москва, «Художественная Литература», 1969.

Из воды выходила женщина…

Из воды выходила женщина,

удивленно глазами кося.

Выходила свободно, торжественно,

молодая и сильная вся.

Я глядел на летящие линии…

Рядом громко играли в «козла»,

но тяжелая белая лилия

из волос ее черных росла.

Шум и смех пораженной компанийки:

«Ишь ты, лилия — чудеса!» —

а на синем ее купальнике

бились алые паруса.

Шла она, белозубая, смуглая,

желтым берегом наискосок,

только слышались капли смутные

с загорелого тела — в песок.

Будет в жизни хорошее, скверное,

будут годы дробиться, мельчась,

но и нынче я знаю наверное,

что увижу я в смертный мой час.

Будет много святого и вещего,

много радости и беды,

но увижу я эту женщину,

выходящую из воды…

1958

Евг. Евтушенко. Взмах руки. Стихи.

Москва: Молодая гвардия, 1962.

К добру ты или к худу…

К добру ты или к худу,

решает время пусть.

Но лишь с тобой побуду,

я хуже становлюсь.

Ты мне звонишь нередко,

но всякий раз в ответ,

как я просил, соседка

твердит, что дома нет.

А ты меня тревожишь

письмом любого дня.

Ты пишешь, что не можешь

ни часу без меня,

что я какой-то странный,

что нету больше сил,

что Витька Силин пьяный

твоей руки просил.

Я полон весь то болью,

то счастьем, то борьбой…

Что делать мне с тобою?

Что делать мне с собой?!

Смотреть стараюсь трезво

на все твои мечты.

И как придумать средство,

чтоб разлюбила ты?