Всё созданное Землёй - [27]

У Хаммера не было того чувства преклонения перед хозяином, какое было у меня. Он вырвался и отошел назад.

— Мы принесли то, что вы велели, — сказал он.

— Меньшего, парень, я от тебя и не ожидал, — сказал Джордил. Выкладывай.

— Хозяин, это у меня, — произнес я.

Я достал из-под рубахи крошечную фигурку, которую нам дали в Закрытом Районе в обмен на старое тряпье. Хозяин выхватил фигурку и, подняв ее, засмеялся, чудно двигая подбородком. Затем он бросил фигурку вдове Лэмб. Вдова поймала, поднесла к глазам и зацокала языком.

— Одна из них, — сказала она.

— Если ее продать верующим в Мэнскина, можно неплохо заработать.

— Но ведь их там не осталось! — воскликнула вдова, пораженная упоминанием незаконного вероучения. — Они все давно арестованы полицией. Это было еще до смерти Джека.

— Я лучше знаю, — сказал Джордил, смеясь. — Я всегда знаю лучше. Еще никогда ничего не удавалось искоренить полностью, Лэмб. Мэнскинцы сейчас стали хитрее. Рано или поздно мы с ними встретимся, и они хорошо заплатят за этого идола.

— Но ведь это незаконно, мистер Марк. Я боюсь за вас…

И они вступили в одну из своих бесконечных дискуссий. Хаммер сразу выскочил вон, разозленный, что я не пойду с ним. Но я всегда оставался в таких случаях, хотя не понимал и десятой доли произнесенного Марком Джордилом. Я пытался уловить смысл беседы и сделал вывод, что украшение, которое мы принесли, являлось символом запрещенного культа. Подобными сектами кишело все пространство вокруг нас.

Идол Мэнскин был уродливой голой тварью с двумя мужскими лицами, одно из которых располагалось на обычном месте, а другое — на груди. Ноги были расставлены, а ягодицы перевязаны. Идол мне не понравился, но я промолчал.

— Ничего не понимаю, — проворчала старая Лэмб, состроив кислую мину. В дни моей молодости подобных проблем не существовало. Каждый верил во что хотел.

— Ошибаешься, — с удовольствием заметил Джордил, всегда любивший подмечать ошибки других. — Самосознание человека всегда погружалось в массовое сознание. Мы признаем веру только во что-нибудь одно, хотя внешне маскируем это в разные формы. Мы верим в животную тьму, из которой когда-то поднялись. Перенаселение принесло с собой не только кризис экономики, но и кризис интеллекта. Мы снова стали животными. Этот маленький идол намеренно сделан отвратительным…

— Все, что вы говорите, очень хорошо, но я не понимаю, почему люди не могут иметь столько детей, сколько захотят. Видит Бог, это единственное право, которое невозможно отобрать! — Старая Лэмб, родившая пятнадцать детей, всегда распалялась на этом предмете. — Я знаю, кто виноват! Это не чей-то промах, это вина африканских государств. Они никому не помогают, а только воюют друг с другом. Они не беспокоятся о более бедных нациях. Мне говорят, а почему они должны беспокоиться о нас? А я отвечаю: что мы такие же люди, как и они! Почему белые должны жить хуже, чем черные, а? Я выражаюсь просто и прямо, а не этими высокими материями, которые вы вытаскиваете из старых книг. То же самое я говорила и Джеку, и всем остальным. Я никогда не оставляла без ответа всякую чушь, кто бы ее ни произносил…

— Но надо оставить после себя что-нибудь заметное, чтобы иметь оправдание для такой щедрости на потомство, — заметил Джордил. — Ведь угроза со стороны африканских государств — это результат нашего падения, а не их взлета. Увы, отречение от историчности! Человек исчерпал природные ресурсы просто потому, что не сдерживал свои потребности, а сдерживал своих естественных врагов. Сначала истощились Восток и Средний Восток, затем Америка и Советы. Нации ослабли, упали духом, и на сегодняшний день сила осталась только у африканцев. Пахотный слой там достаточно богат, чтобы поддерживать драчливые государства. Конечно, эта ситуация не вечная. Довольно скоро мы увидим закат человеческого рода, если не произойдет что-нибудь радикальное. Но ты посмотри на чернь, которая толпится на улицах! Разве их это беспокоит?

— Ладно, насчет этого я не знаю, но я постоянно твердила Джеку, еще до того, как его растоптали в том мятеже: «Джек, — говорила я, — ты мог бы быть вдвойне умнее меня, но у тебя нет и половины моих мозгов, если ты поклоняешься этим дурацким религиям». Одно время он был Воздерживающимся, и как раз тогда, когда это было не в моде. Сейчас это вроде модно, но тогда он просто не хотел ложиться со мной! Конечно, оставаясь мужчиной, он не мог долго воздерживаться.

— Да, — говорил Джордил. — Даже в самый счастливый исторический период интеллект не был полновластным повелителем тела…

Так и протекала их беседа, пока я слушал, разинув рот. Я был очарован не столько тем, что говорил Марк Джордил, а, скорее, манерой его речи. Создавалось впечатление, будто он был из числа пророков. Говорил в витиеватой форме, и, чем дальше, тем яснее становилось, что говорил он, главным образом, для себя. Только гораздо позже, когда я был осужден и получил время для размышлений, я понял, что мой хозяин не отличался в этом ни от старой Лэмб, ни от множества других моих знакомых. Даже в старых книгах авторы испытывали огромные трудности в общении с другими, гораздо легче разговаривая с собой. Вот так я и пришел к картине мира, где каждый подвергался нападению со стороны остальных и, защищаясь, поворачивался лицом к себе. Однажды я даже подумал, что это единственная частичка знаний, не перешедшая ко мне от Марка Джордила. Теперь же я просто не понимаю, знание ли это вообще.