Все сначала - [2]

Своими деловыми планами Том, насколько было известно Хедер, чрезвычайно редко делился с Винтер, хотя и не прочь был на ней жениться. Из них получилась бы хорошая пара: Том слегка импульсивен и, возможно, несколько самоуверен, что вполне простительно человеку, пробивающему в жизни дорогу своими силами. Полная противоположность замкнутой и скромной Винтер, он неплохо дополнял ее – по контрасту.

С Чарли дело обстояло сложнее.

Хедер всегда недоумевала, догадывается ли Винтер о той нетерпимости, с какой Чарли относится к ее избраннику. Наверняка догадывается, хотя ни разу об этом не заикнулась, следовательно, трогать эту тему не стоит. Теперь, глядя на расстроенное лицо подруги, Хедер поняла, что отношения между Чарли и Томом обострились.

Хедер, родившая троих детей, нередко удивлялась необычайной привязанности Винтер к своему ребенку. Причина, вероятно, заключалась в том, что Чарли всегда рос болезненным мальчиком и, кроме матери, не имел никакой опоры в жизни. Вот и выходило, что Вин была душевно ближе к своему сыну, чем Хедер к трем своим чадам.

Такая самоотверженность таила в себе определенную опасность. Винтер однажды призналась, что опасается, как бы Чарли не вырос избалованным ее любовью, слишком уж ревностно она оберегает ребенка, и даже ограничивает его свободу. От этого он может сделаться слабовольным. Посему, когда Чарли пошел в школу, Вин несколько ослабила свою опеку, позволяя обзавестись приятелями.

Хедер считала Вин идеальной матерью, способной поступиться собой ради сына. Когда ее бывший муж изъявил желание поддерживать отношения с шестилетним Чарли, Вин после долгих раздумий горько заметила:

– Полагаю, что ради Чарли мне следует дать согласие.

– Не волнуйся, из Австралии Джеймс не сможет влиять на мальчика, – успокаивала ее тогда Хедер, добавив: – Зато какая радость для Чарли!

Вин обиженно сверкнула глазами. Цветом глаза Вин походили на спелую черешню, и, когда она опускала ресницы, пытаясь скрыть бушевавшие в ней чувства, как это было сейчас, они мерцали таинственным блеском. Необычные глаза делали внешность Вин оригинальной. Ростом она была пониже Хедер – примерно на пять футов – и значительно худее, однако держалась прямо, отчего даже казалась выше. Густую гриву темно-каштановых волос зачесывала назад, делая на затылке небольшой пучок.

– Он просто вне себя от восторга! – угрюмо пояснила Вин.

– Тогда воспринимай это так, будто появление отца – событие более волнующее, чем победа команды национальной лиги, – пошутила Хедер.

Шутка не сработала. Вин взглянула на нее совсем безрадостно.

– Если Джеймс думает, что уведет от меня Чарли… путем задаривания, сманивая посулами…

– Уведет? С какой стати? На такое он не решится. Ведь на твоей стороне все права.

– Да, закон на моей стороне, – согласилась Вин; глаза ее потемнели и стали печальными. – Но беда в том, Хедер, что Чарли без ума от Джеймса. С тех пор как он вернулся со своих австралийских каникул, дня не проходит, чтобы Чарли не упоминал имя отца. И если Джеймс поселится здесь в городе, рядом с нами… Скрывать не стану, для нас с Чарли наступает не простой период. С Томом у мальчика отношения не ладятся, может, и по моей вине: он не привык, чтобы в моей жизни были мужчины. – Вин хмуро улыбнулась. – Том, конечно, тоже виноват, слишком уж он вспыльчив. Как только они встречаются, то, словно два бычка, начинают бодать друг друга.

Хедер рассмеялась сравнению, хотя вполне сочувствовала подруге и разделяла ее опасения.

– Ты боишься, что, если Джеймс поселится рядом, отношения между Чарли и Томом вконец испортятся?

– Да. Но больше всего я боюсь другого: что Джеймс переманит к себе Чарли. – Заметив недоумение собеседницы, Вин пояснила: – Не думай, что это невозможно. По закону права на Чарли у меня, но если Джеймс сделает такое предложение и Чарли захочет… Сейчас он увлечен отцом, или, во всяком случае, человеком, которого таковым считает, – горестно добавила Вин. – Он ведь не может помнить, как злился на него Джеймс, когда он был грудным младенцем. Чарли не вписывался в его планы – классический внеплановый ребенок. Забеременела я по своей вине – заболела гриппом и по наивности не могла понять, почему таблетки не действуют. Мы были женаты всего четыре месяца, Джеймсу тогда исполнилось двадцать шесть, только что университет окончил. А мне девятнадцать.

Теперь-то я понимаю, почему родители, и его, и мои, не хотели нашей женитьбы, но мы так любили друг друга; я, во всяком случае, была влюблена по уши, хотя главным для меня тогда был секс. Я же была такой наивной, а Джеймс оказался умелым любовником.

Ты знаешь, что я росла единственной девчонкой среди четырех братьев, и они надо мной неусыпно бдели, внушая, что для девочки самое главное – скромность. В конце концов я уверовала, что на мужское уважение может рассчитывать только женщина, знающая единственное слово – «нет».

А будь я посообразительней, могла бы заметить, что братишки мои, несмотря на менторский тон, вовсе не были строгих правил. Двойная мораль: женщинам рекомендуется строгость, а мужчинам можно вести себя, как им заблагорассудится… В общем, я выходила замуж за Джеймса такой дурехой, что ему было совсем нетрудно влюбить меня.