Все смиренно - [9]

Бармен приподнимает свои брови и одаривает меня дружеским взглядом.

— А с ней не соскучишься, приятель.

Ди перелазит через стойку назад, когда я говорю:

— По всей видимости, да.

Когда Долорес снова садится на высокий стул, я комментирую:

— Это было впечатляюще. Значит, я так вижу, что ты любишь контролировать все до мелочей, а?

Она отпивает свой коктейль.

— Я была барменом, когда училась в колледже — поэтому я так щепетильно отношусь к алкоголю.

Я пью свое пиво и перехожу к разделу легкой беседы сегодняшнего вечера.

— Кейт говорит, что ты химик. Какого это?

Она кивает.

— Это, как играть с набором по химии каждый день и получать за это деньги. Мне нравится делать анализы — разбивать вещи на мелкие кусочки — потом смешать их. Смотреть, с какими веществами они реагируют хорошо… или не хорошо. Случаи, где не хорошо, могут быть довольно забавными. В некотором роде заставляет меня чувствовать, будто я в команде саперов.

Она помешивает свои оливки в стакане.

— А ты — банкир?

Я киваю.

— Более или менее.

— Звучит не очень весело.

Я наклоняю голову слева направо, пока обдумываю ее комментарий.

— Смотря, как на это посмотреть. Некоторые сделки — это игра с большими ставками. Делать деньги — никогда не бывает скучно.

Ди поворачивается на своем стуле, чтобы быть ко мне лицом.

Язык тела очень важен. Как правило, движения человека подсознательны, но понимание чувств, которые за этим скрываются, может либо привести вас к Земле Обетованной, либо запереть небесные врата прямо перед вашим носом. Если девушка складывает свои руки на груди или отклоняется назад — обычно, это означает, что вы напираете слишком сильно или она просто не заинтересована в том, что вы ей впариваете. Зрительный контакт, раскрытые руки, полное обращение к вам лицом — это все знаки того, что она с вами чувствует себя свободно — и ей хочется большего.

Она бегло окидывает меня взглядом, с головы до ног.

— Ты не выглядишь, как банкир.

Я улыбаюсь.

— А как выглядят банкиры?

Она сканирует взглядом других клиентов у бара и на диванчиках. Останавливается на лысеющем парне среднего возраста в дешевом костюме, склонившись над своим двойным скотчем. По его выражению лица можно было сказать, что он потерял все свои сбережения во время краха фондовой биржи.

Ди показывает на него своим пальчиком с темно-красным маникюром.

— Он.

— Он выглядит, как гробовщик. Или педофил.

Она хихикает и осушает свой мартини.

Наклоняясь к ней поближе, я спрашиваю?

— Если не банкир, то на кого я тогда похож?

Она медленно улыбается и снимает зубами оливку с зубочистки.

— Ты похож на танцора Чиппендейл.

Сказочный ответ. На самом деле мне не стоит вам объяснять почему, ведь так?

Тихим соблазнительным голосом я говорю:

— У меня есть несколько классных движений. Если с банком не срастется, Чиппендейлы — это план Б.

Я машу бармену, чтобы он налил нам еще по одной. Долорес внимательно наблюдает за его работой, и, должно быть, он хорошо с ней справляется, потому что когда он ставит перед ней выпивку, она улыбается.

Потом она говорит мне:

— Значит… твой приятель Дрю — он не дает житья моей девочке. Не очень умно.

— У Дрю странная тяга к соперничеству. Бизнес от этого выигрывает, но его также это раздражает. Кейт тоже не дает ему спокойно жить. Она сама выкладывается в офисе по полной — думаю, она сможет за себя постоять.

— Что ж, можешь со спокойной совестью ему сказать, чтобы он следил за каждым своим шагом. Я очень сильно забочусь о Кейт — мы, уроженцы Огайо, держимся вместе.

— Но сейчас вы в Нью-Йорке. Здесь мы «Каждый, нахрен, сам за себя». Это второй девиз штата — сразу после «Город, который никогда не спит».

Когда она смеется, у нее светятся глаза. И я думаю, что первый стакан торкнул ее хорошенько.

— А ты забавный, — говорит она мне.

Раздраженно, я склоняю голову набок:

— Супер. Забавный. Именно это хочет услышать каждый мужчина.

Она снова смеется, а я поражен тем, насколько мне это нравится. Ди Уоррен — классная девчонка — прямолинейная, остроумная, смешная. И если даже, в конце концов, мне не удастся ее уложить в постель, вечер все равно не будет впустую.

Но это совсем не значит, что я не умираю от желания утащить ее отсюда и посмотреть, что же там — или, предпочтительнее, чего там нет — под этими крошечными шортиками. Но это будет как слой глазури на уже итак охрененном торте.

Я снова меняю курс в сторону разговора о пустяках.

— Ты с Огайо?

Она пробует свою выпивку и кивает:

— Да, родом из Тьмытараканиь, США.

— Мммм, не любишь свой родной город?

— Нет, в Гринвилле было здорово расти, но это как Отель Калифорния. Люди туда въезжают, но практически никогда оттуда не съезжают. Если все, что ты хочешь от жизни, это выйти замуж и нарожать детей, это то самое место. Но… это не то, что я искала.

— А чего ты ищешь, Ди?

Она немного думает, прежде чем ответить.

— Я хочу… жизни. Новизны. Открытий. Изменений. Вот почему я так сильно люблю этот город. Он живой — никогда не застаивается. Ты можешь пройти через квартал, а потом пройти через него неделю спустя, и там все будет по-другому. Новые люди, новые виды, новые запахи — запахи, которые не всегда приятны, но это не такая уж и большая плата.