Все смиренно - [35]

Но… я хочу услышать эти слова от нее.

Женщинам нравится, когда за ними бегают, когда им показывают, что они желанны, что в них нуждаются — ценят. И такие парни, как я упиваются возможностью побегать за девушкой — но только в том случае, если ее возможно поймать. Я хочу, чтобы Долорес признала — подтвердила — что ее можно поймать. Что она со мной заодно. Что она хочет этого также сильно, как и я.

Я поворачиваюсь на своем сиденье, чтобы я мог видеть ее лицо.

— Хочешь все закончить… или останешься со мной?

В моих словах двойной смысл. И когда она хмурит брови в раздумьях, я знаю, она понимает, о чем я ее спрашиваю.

— Скажи мне, что это ты, — мягко требует она. — Скажи мне, что это… реально.

— Ди, все реально, реальней не бывает.

Она бормочет сама себе.

— Какого черта…

Потом крепко держится за меня.

— Я хочу остаться с тобой.

Я улыбаюсь — с облегчением и наслаждением. Потом жму на газ и везу нас домой.

ГЛАВА 12

В воскресенье вечером в одной из моих любимых галерей, Агора, проходит арт-шоу. Для верхушки общества Нью-Йорка, художественный вкус — это как девушка, подающая заявку войти в состав чирлидинговой команды в высшей школе. Зачастую, это мало что общего имеет со «спортом», но много общего с показателем положения в обществе.

Но я на самом деле люблю искусство — прекрасные картины, интересные скульптуры. Хотя я и могу обойтись без выставок и определённых современных работ — писать в банку и называть это искусством — совсем не мое представление о таланте.

Я заезжаю за Ди в семь, но я оставляю свой байк дома. Долорес сказала мне, что будет в платье, так что она предпочтет добираться на такси до галереи.

И что это за платье. Когда она открывает дверь своей квартиры, все что я могу — лишь пялиться на нее. Челюсть моя отвисает — скорее всего, текут слюни.

Оно короткое и без рукавов — выделяя ее длинные загорелые руки и ноги. На ее роскошной груди ткань с рисунком из ярко-синих и зеленых точек. А выше груди и на животе тонкая сетчатая черная ткань. Никогда не видел такого платья, как это — само секс.

Наконец, закрыв рот, я протягиваю ей букет красных роз, который купил для нее.

Потому что, да, такой вот я льстивый.

Ди чрезвычайно благодарна. Держа розы в одной руке, другой она ведет вниз по лацкану моего темно-серого костюма, по моему животу и хватает мое хозяйство.

Неожиданный, но всегда приятный сюрприз.

— Очень красивые. Спасибо, — шепчет она, водя рукой вдоль моего члена, перед тем, как прижаться клубнично-цветочными губами к моим губам.

Когда она отклоняется, я бормочу:

— Бесценное искусство больше не кажется таким интересным. Может, нам просто остаться дома?

— О, нет. Это платье должны увидеть. И… ты слишком сексуален в этом костюме, чтобы сидеть дома.

Не могу с этим поспорить.

* * *

В отличие от выставок в таких известных музеях, как Мет, частные показы в галереях меньше, более душевные. Хоть они и открыты для публики, обычно их посещают только серьезные покупатели, а вино и закуски, подаваемые официантами в белых перчатках, подбираются специально, чтобы угодить дорогому вкусу тех мажоров.

Мы оба наслаждаемся бокальчиком белого вина, пока внимательно разглядываем фотографии и картины на стенах. Полы галереи из натурального дерева — стены, абсолютно белые, с театральным оформлением света, который оттеняет каждое произведение искусства. Гости рассеялись по запутанным комнатам, выражая свое мнение относительно работ тихим, напыщенным тоном. Долорес и я находимся одни в отдельной комнате, чьи стены увешаны холстами с четкими цветами и разных размеров, и на разную тематику.

— Какая тебе нравится больше всего? — спрашиваю я.

— А что? Собираешься купить?

Здесь не указаны цены, но по опыту я знаю, что каждый из этих шедевров уйдет за десятки тысяч долларов.

— Подумываю об этом.

Но я не поэтому спрашивал.

Предпочтения в искусстве — это очень личное, практически на подсознательном уровне. Это все равно, что узнать у парня, что он предпочитает — боксеры, трусы или вообще ходит без белья — искусство может сказать очень много о том, какой вы человек.

Ди прохаживается по периметру комнаты, останавливаясь перед картиной с белым сельским домиком на вершине холма, с огненным красно-оранжевым небом на горизонте.

— Кэти понравилась бы вот эта.

— Почему это?

Она наклоняет голову.

— Все очень лаконично — уютно и безопасно. Но вот небо… в нем есть какая-то дикость.

Я показываю на картину на противоположной стене.

— А Дрю запал бы на эту.

Она бросает свой взгляд.

— Потому что это картина голой женщины?

Я усмехаюсь.

— Да. И… потому что она не пытается быть тем, чем не является. Это не картина цветка, который на самом деле вагина — нравится тебе, или ты это ненавидишь, но это то, что есть. Дрю большой поклонник прямого подхода.

— Какая больше всего нравится тебе? — спрашивает она.

Я тут же показываю на Джексона Поллока, которая не продается. На ней много всяких пятен и завитков разных цветов на черном фоне. Ди подходит к ней, присматриваясь поближе, когда я говорю:

— На нее смотреть никогда не надоест — каждый раз в ней можно увидеть что-то новое. — Я снова смотрю на Ди. — Что возвращает меня к моему изначальному вопросу: Какая тебе нравится больше всего?