Все реки текут - 2 - [44]

— Тогда я принесу тебе что-нибудь перекусить, если ты не хочешь выходить. — Мэг замолчала и добавила: — В таком виде…

— Неужели я плохо выгляжу?

— Нет, восхитительно! Но тогда и нам следует одеться как-то поприличнее, при тебе я не могу быть в этом платье, — сказала Мэг, показывая подол своего старого серенького платья, довольно сильно выгоревшего на солнце.

— Мэг, зачем тебе переодеваться, не вижу повода! Но если вы тоже хотите устроить торжественную встречу мистеру Джойсу, тогда пожалуйста, я не против. Пусть и Алекс и Гордон наденут выглаженные брюки и шелковые рубашки!

Мэг закатила глаза и воскликнула:

— О мама! Ты просто чудо из чудес! Я перестаю тебя узнавать! Ты так сегодня весела, так шутишь, ты выглядишь…

— Достаточно. Только я лучше буду выслушивать комплименты мистера Джойса, несмотря на то что твоим комплиментам я верю гораздо больше, милая Мэг. — Дели не смогла удержаться от вздоха.

— Мама, ты права, ведь я не буду говорить тебе пустые и лживые комплименты. Я вспомнила, зачем пришла на самом деле, ты меня своим видом просто поразила, и у меня все вылетело из головы. Бренни сейчас собирается в город…

— Спасибо, что напомнила! — воскликнула Дели. — Передай ему конверты, пусть опустит на почте сегодня же, обязательно, и пусть не забудет! — Она вручила дочери конверты.

— Бренни просил меня спросить, можно ли заплатить за похороны послезавтра, так как он сегодня собирается поехать на склады смотреть товары, а я не хочу ехать в город в похоронную компанию, вообще никуда не хочу ехать.

— Мэг! — резко сказала Дели. — Умоляю тебя, не говори мне больше о похоронах, никогда. Пожалуйста! Пожалуйста!.. Заплатите, когда хотите, когда угодно! Милая моя дочь, милая моя. — Дели взяла Мэг за руку и крепко сжала ее. — Жизнь кончилась, но жизнь продолжается, понимаешь?

— Да, мама, я понимаю, — тихо сказала Мэг и, освободив свою руку, вышла из каюты.

«Милая, добрая Мэг. Она все понимает. И все остальные понимают. И нечего прятаться», — подумала Дели и вслед за Мэг тоже вышла на палубу.

На палубе солнце обожгло Дели. Хотя было еще весьма прохладно, но она буквально зажмурилась от этого яркого австралийского солнца, от чистого после дождя глубокого ярко-синего неба.

Она решила все-таки пойти посмотреть на пудинг, что собирался приготовить Омар, и… Чего она боялась больше всего, сразу же с тем и столкнулась.

Прямо к ней направлялся Гордон с вопросом в глазах, как поняла Дели. Она уже хотела отвернуться от сына, чтобы скрыть краску, которая должна была появиться на щеках, но поняла, что она не краснеет. Она сейчас абсолютно спокойна. И не испытывает к сыну презрения, и совсем не боится его, как утром. Нет того страха, что накатил на нее с утра!

Дели чуть выше подняла подбородок и ласково посмотрела на сына:

— Горди, доброе утро. Как настроение?

— Ничего. Ма, ты выглядишь так замечательно, — пробубнил он, несколько растерявшись.

— Да, Гордон. Конечно! Как ты думаешь, мне идет этот костюм? Не слишком я стара для него? — чуть кокетливо спросила она.

— Очень симпатично. Мне нравится, например…

— Я рада. Я не старовата, чтобы губы подкрашивать?

— Нет, ни в коем случае! — с жаром воскликнул он.

— И ты правду говоришь?

— Зачем мне тебе лгать?

— Да, ты прав. Зачем тебе мне лгать, зачем мне — лгать тебе, зачем? Верно, Гордон?

Он нахмурился, не понимая, о чем говорит мать.

— Гордон. Ты меня совсем не любишь, — чуть капризно сказала она. — Иди сюда! Я тебе никогда-никогда не говорила… — Она подошла к сыну вплотную и, заговорщически оглядевшись, словно кто-то мог их подслушать, хотя палуба была абсолютно пустой, тихо сказала: — Я тебя обожаю! Я тебя всегда обожала! Ты мой любимый сын…

Гордон отпрянул от нее — это у него, а не у Дели на желваках стали расцветать пунцовые пятна. У него, не у матери! Гордон приоткрыл рот, губы его что-то беззвучно шептали, наконец он так же тихо ответил:

— Я догадывался, ма, но зачем?..

— Зачем я тебе все это говорю?

— Да!

— Мне очень жаль тебя, Гордон. Я переживаю за тебя. Ведь ты выбросил свои рисунки и акварели?

— Ну и что? Более того, я никогда не буду рисовать, никогда, — сказал он твердо.

Дели тяжело вздохнула.

— Как хочешь. А я мечтала, что ты будешь художником, надеялась, что твои картины будут гораздо талантливее моих. Но в этом нет ничего страшного. Лишь бы ты скорее женился, а там остепенишься, пойдут дети, появятся многочисленные хлопоты, тогда уже действительно писать картины будет некогда. Так что, может быть, ты и прав. Но ты все время умело избегаешь сетей, которые расставляют тебе девушки, я знаю!..

Румянец на щеках Гордона вспыхнул с новой силой.

— Что ты знаешь?

— Я все знаю, — шепотом сказала Дели и даже подмигнула ему одним глазом.

— Что «все»?! — Гордон становился совершенно красным.

Наверняка он сейчас подумал, что она могла подслушать то, что он говорил вчера ночью. Или могла нечаянно услышать, что они говорили про мать в столовой?

— Ну говори, что ты знаешь, ма, — прохрипел Гордон внезапно севшим голосом.

— Знаю, что ты мой самый любимый. Вот что я знаю, — ласково сказала Дели. — Знаю, что твоя Джульетта уехала…

«Откуда? Откуда известно, что она уехала? И почему мама называет ее Джульеттой? — быстро подумал Гордон. — Джульетта — это Шекспир! Она слышала то, что он говорил в кают-компании про башмаки, которые еще не износила! Это ведь тоже Шекспир!»