Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале - [41]

Но была и еще одна причина вооруженных выступлений. Причина эта, как сие ни диковато звучит, — Декрет о земле. Дело в том, что, как вы помните, в Декрете сообщалось: «Помещичья земля передается крестьянам без всякого выкупа».

Замечательно! Но… «гладко было на бумаге, да забыли про овраги — а по ним ходить». Как быть с теми регионами, где помещиков нет и никогда не было? А ведь это огромные территории: Урал, Сибирь, Русский Север, да и на Волге таких мест немало… Оставить их в покое? А как тогда с пресловутой социальной справедливостью? И волна переделов земли накрыла все без исключения крестьянские территории. При этом переделы происходили по «принципу Шарикова»: от одного отнять, другому передать.

Но весь абсурд заключался в том, что первоначально пострадала беднейшая часть деревни. Дело в том, что перекраивали все без исключения земельные наделы — и большие, и малые: таким образом, кромсали и скудные участки бедноты. Отсюда характерный парадокс первого года земельной реформы: зажиточные крестьяне — несмотря на то, что они сразу оказывались подударными в плане возможного раскулачивания — нередко получали земельный приварок за счет своих беднейших соседей!

Картина эта запротоколирована в тысячах источников по всей России.

Именно это обстоятельство объясняет странный на первый взгляд и весьма типичный для 1918 года факт поддержки беднотой сил антибольшевистского сопротивления и лояльность кулаков по отношению к Советской власти. Все с точностью до наоборот!

Потом, конечно, зажиточные крестьяне, поставленные Советами вне закона, изменили свою ориентацию, а вот убогая часть деревни, униженная и оскорбленная в которой раз, лояльность к красным отнюдь не обрела. В особенно бедственном положении оказались столыпинские переселенцы — весьма значительная часть мужицкого населения Урала и Сибири: они за счет земельных переделов теряли фактически все, ради чего покинули родные места и столько лет врастали в новую родину.

В довершение всего пришедшие на смену большевикам белые также не сделали решающего шага — не восстановили переселенцев в правах юридически и документально. Таким образом, огромные массы сельского населения оказались в подвешенном состоянии и предоставлены самим себе. Результат почувствовав себя противопоставленными всем, мужики восстали против всех. Вот где корень характерного южносибирского повстанчества против белых: так называемые сибирские партизаны не были за красных — они вообще не были ни за кого, кроме самих себя.

Красные их услугами просто пользовались до поры. В тех же регионах, где белых не было — на Волге и в Приуралье, например, — такое же движение носило, естественно, антикрасный характер. В общем, мужики воевали за себя и только за себя. А противников и союзников выбирали смотря по обстоятельствам.

Но вернемся к проблеме карателей. Уже к 1918 году внутри Красной Армии начинает складываться структура, сущность которой будет сформулирована позднее — в 20-е годы — крупнейшим военным теоретиком Красной Армии В. Триандафилловым: необходимо разделение труда между полевыми и карательными войсками. Первые сокрушают врага на поле боя, вторые устанавливают нужный порядок в тылу. То есть система, как в Третьем рейхе: есть вермахт и есть СС! Справедливости ради следует отметить, что идею СС в Германии заимствовали в СССР, у того же Триандафиллова, а не наоборот… Так вот, карательные вооруженные структуры создаются в Красной Армии уже в 1918 году: это части особого назначения (ЧОН), специальные отряды ЧК и так называемые советские карательные войска. Да-да, открытым текстом почитайте внимательно шолоховский «Тихий Дон», там об этом рассказано прямо и без эвфемизмов. Цель этих войск одна — подавлять. Подавлять собственный народ и специализироваться на «свободном применении насилия». Это подлинные слова М. Тухачевского. На фронтах мы такие войска практически не увидим, за исключением самых критических для режима случаев: да каратели и не очень-то умеют драться с регулярным противником — у них другая специализация.

Карательные войска — движущая сила красного террора, и методы их соответствующие. Сейчас общеизвестно: М. Тухачевский со страшной жестокостью подавлял в 1921 году Тамбовское восстание, не останавливаясь перед геноцидом, сгоном населения в концлагеря и применением газов. «Этот выродок применил боевые отравляющие вещества против собственного народа», — гневно писал о Тухачевском Виктор Суворов и справедливо квалифицировал его как «первого гауляйтера XX века, могущего стоять в одном ряду преступником вместе с Ежовым, Гиммлером и Пол Потом». Все это совершенно справедливо, но объективности ради следует сказать, что Тухачевский был не первым, кто прибегнул к столь варварским методам истребления соотечественников. Случаи боевого применения газов в обстановке карательных акций зафиксированы уже в 1918 году — при подавлении Ярославского восстания, например. А известный красный командарм М. Муравьев — впоследствии сам поднявший оружие на большевиков и погибший при этом — в начале 1918 года, взяв Киев, лично телеграфировал Ленину: «Я бил снарядами с удушающими газами по дворцам и церквям, по попам и монахам» (!!!). И у Ильича протестующих слов не нашлось…