Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале - [33]
Однако вопрос об интеллигенции сложнее и глубже, чем может показаться на первый взгляд. Дело в том, что — как показывает самый беглый экскурс в прошлое — этот общественный слой никогда, ни при каких режимах и правительствах, не ходил в фаворитах, по крайней мере в России. Судите сами: средневековые предшественники интеллигенции — интеллектуалы из духовенства — начиная как минимум с XV века определяются в своей оппозиционности к власти великих князей московских либо пополняя собой ряды еретиков. Таковы братья Курицыны, одни из наиболее просвещенных людей в окружении Ивана III, одновременно вожди так называемых «жидовствующих» в конце XV века или жившие полувеком позже российские предтечи протестантизма — Феодосий Косой и Матвей Башкин.
Другие, требуя от государства гордого права на духовную независимость, отказываются от имущественных притязаний. Совсем как нестяжатели, следовавшие евангельскому «Отдайте кесарю кесарево, а Божие — Богу!».
Третьи напрямую вступают в интеллектуальный и этический поединок с властями, как Назарий Новгородец в XV веке и Вассиан Патришев в ХVI веке. И государство отвечало им «полной взаимностью»: все вышеупомянутые деятели были или убиты — сожжены, как Курицыны и Башкин, замучены, как Назарий или Вассиан, или, в лучшем случае, сосланы. Это, заметим, еще до опричнины. Сформировавшаяся приблизительно в Петровскую эпоху собственно интеллигенция проходит аналогичный путь. Разве что эпоха Просвещения вносит некоторые гуманные коррективы, и Ломоносов, Новиков и Радищев не горят, а только «сидят».
В XIX веке общий нонконформистский настрой интеллигенции по отношению к официозу несомненен: даже если многие деятели культуры декларативно солидаризировались с официальной идеологией, их эпистолярное наследство и особенно творчество убедительно свидетельствует об обратном. Наиболее показательный в этом плане пример — наш земляк Петр Ильич Чайковский.
К Серебряному веку эта тенденция еще более усиливается: в рядах почти всех формирующихся в начале XX века политических партий, разумеется оппозиционных, мы встречаем интеллигентов: социолога П. Сорокина среди эсеров, историка П. Милюкова и великого ученого В. Вернадского среди кадетов. Даже в пресловутой «черной сотне» мы встречаем художника с мировым именем — В. Васнецова. И отношение правящей верхушки соответственное: вряд ли случайно, что во время подавления Краснопресненского восстания — как известно, рабочего — в декабре 1905 года карателям из лейб-гвардии Семеновского полка зачитали приказ, где зачинщиками «бунта» объявлялись… студенты! Привычный образ врага! И результат — всех, кто был в студенческой униформе, на улицах Москвы убивали на месте. И среди множества погибших абсолютно безвинных студентов оказался, в частности, племянник прославленного композитора А. Лядова.
Так что и раньше, в «проклятое» (или «золотое», как хотите) царское время, интеллигенция не пользовалась доверием власти. Кстати, именно этот факт служит сегодня поводом для воплей «патриотической» прессы о том, что-де интеллигенция, причем непременно «оторвавшаяся от корней», «русофобская», «пропитанная гнилым духом Запада» (чувствуете запашок 1948 года — времени так называемой борьбы с космополитизмом незабвенной памяти «дяди Иосифа»), так вот, именно интеллигенция якобы и развалила Россию.
Авторы подобного вывода явно не хотят замечать оскорбительности сего утверждения не для интеллигенции, но для России: в самом деле, что это за страна и система власти, если ее можно разрушить нормальной духовной жизнью, да еще художественной и интеллектуальной культурой мирового значения. А что в России была именно мирового значения культура, вряд ли нужно доказывать. Или прав был Ильич, говоря: «Стена, да гнилая: ткни, и развалится»? Что же касается пресловутой оппозиционности интеллигенции, то, думается, это есть неотъемлемое качество настоящей интеллигенции, исходящее из самого главного ее занятия — думать. Думать и делать выводы не всегда лицеприятные, но зато обладающие качеством, если хотите, диагноза. Об этом прекрасно писал и говорил А. Солженицын в своей Нобелевской лекции и на страницах «ГУЛАГа». На диагноз же не обижаются, и принимать врача, ставящего зачастую неутешительный диагноз, за убийцу впору только варварам.
Как известно, по отношению к интеллигенции большевики были особенно непримиримы.
«Интеллигенция — не мозг нации, а говно», — это Ленин. «Эта каста должна быть разрушена», — это Сталин. И разрушали все семьдесят с лишним лет, плоды чего и сейчас пожинаем. Однако живучая, надо сказать, попалась «каста» — к несчастью для палачей и к счастью для России. Но при этом пикантная подробность: рабочая партия ВКП(б) явно возглавляется выходцами из этой самой «касты», начиная с самого Ленина и многих из его ближайшего окружения.
Вряд ли случайно, что на Западе первые составы Совнаркома называли «самым интеллигентским правительством в мире». На местах — та же картина. На Урале, например, многие члены Уралсовета — оттуда, из «касты», Толмачев, Сафаров, Дидковский. Глава уральской ЧК Федор Лукоянов вчерашний студент, даже студенческую тужурку на традиционную чекистскую «черную кожу» сменить не успел. Дочери Николая II не зря сравнивали его с Петей Трофимовым из чеховского «Вишневого сада».
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.