Все приливы судьбы - [79]

Мне кажется, что свет масляной лампы потускнел, а сквозняк в комнате только усилился, пробирая меня до костей. Комнату заполняют тени. Они выползают из самых темных щелей и тянутся по полу. Они хватают меня за горло, отчего мой голос становится хриплым.

– Ты хотел обменять меня и маму? Но… тогда мы умрем, – я словно говорю чьим-то чужим, скрипучим голосом. Наверное, я все не так поняла. Конечно, папа не имел этого в виду.

Папа никогда бы не обменял меня…

Его профиль освещен тусклым янтарным светом, который не оставляет ничего, кроме острых, затененных углов, превращая его в затаившееся чудовище. Он даже не поворачивается ко мне, не пытается развеять страх, кипящий в моем животе, и я чувствую, что не могу двигаться.

– Мне просто нужно найти защитника. – Он снова склоняется над пергаментами, лежащими на столе, и я вижу, что среди них есть карта, исписанная заметками. Некоторые острова обведены кружком или перечеркнуты, по краям нацарапаны грубые пометки. Мне в глаза бросаются такие слова, как «левиафан?» и «огненный змей?», сопровождаемые номерами страниц, заметками и рисунками зверей. Покровитель воздуха прекрасен даже на картинке, с густыми белыми перьями, похожими на мех, и изогнутым обсидиановым клювом. Несмотря на четыре массивных когтя, он не похож на злобного монстра. Он выглядит так мирно, что охота на него должна считаться преступлением.

Я замираю в ожидании, что папа рассмеется или продолжит свой рассказ. Но он сгорбился за столом, перебирая бумаги, и я не могу разобрать ни слова из стремительного потока безумного шепота, который срывается с его губ. Он уже забыл о моем присутствии.

Я молю богов, чтобы он меня не заметил, чтобы мои шаги были легки, а дыхание – бесшумным. Соскользнув с кровати, я выхожу из комнаты, и мое сердце бьется так сильно, что мне становится страшно: вдруг папа услышит его даже сейчас, когда я бегу по коридору, прямо в мамину комнату. Мама всегда говорила, что папа любит людей по-своему.

Но, когда я забираюсь к ней в постель, задыхаясь от слез, которые даже не успела осмыслить, когда я рассказываю ей о случившемся, я понимаю, что теперь мы обе знаем правду: папа никогда нас не любил. И никогда не полюбит.

Вот что боги забрали у него во второй раз, когда он попытался украсть их магию: его сердце.

Роган Розенблад и в самом деле был бессердечным человеком.

* * *

Кажется, что проходят часы, прежде чем Нелли отрывается от камня с шумным вздохом, и мы с Бастианом следуем ее примеру. Но, даже вернувшись в реальность, я мысленно возвращаюсь к последним минутам воспоминаний Нелли.

Они с матерью сбежали на той же неделе, оставив Рогана в одиночестве. Они переехали на Сантос, к семье ее матери, где Орнелл сменила имя и занялась магией восстановления, когда ей исполнилось двенадцать лет. Потом она отправилась работать на Курману и, к счастью, больше никогда не вспоминала своего отца.

И все же сейчас меня мало волнует печальное детство Нелли, и даже новая информация о том, что магия пробужденных не дается просто так: чтобы получить то, чего ты больше всего хочешь, нужно отдать то, что ты больше всего любишь.

Это не имеет значения. Важно лишь то, что Роган Розенблад успешно использовал магию пробужденных, чтобы воссоединиться с умершим человеком.

И если у него получилось, что мешает мне сделать то же самое?

Глава 26

Щеки Нелли блестят от слез, а в ее больших изумрудных глазах застыло удивление.

– Простите. – Она быстро вытирает лицо краем рубашки. – Мне очень жаль. Не знаю, что на меня нашло. Просто… это не тот человек, о котором мне хотелось бы вспоминать.

– Не стоит извиняться. – Бастиан смотрит на нее с глубоким сочувствием. – Некоторые воспоминания легче похоронить навсегда.

Я не скучаю по этому мрачному выражению, которое искажает его лицо, затеняя глаза. Эмоции Бастиана отзываются во мне, и, хотя мы не можем читать мысли друг друга, его тоска говорит о том, что он думает о давно ушедших временах. О тех временах, когда он жил на Зудо со своей семьей.

Задолго до того, как Кавен – его родной брат – лишил его этой мирной жизни и отнял у меня моего отца.

– В каком-то смысле это был катарсис. – Улыбка Нелли тонка, как тростинка, а ее легкий голос звучит слишком резко. – Он был ужасным человеком, и все же я была одержима им и его проклятыми картами. Мне кажется…Думаю, я видела в Элиасе частичку своего отца. Я не смогла помочь отцу, но подумала, что, может быть, смогу помочь Элиасу, понимаете? Иногда очень трудно признать, что ты не несешь ответственности за решения и поступки других людей. Я ничем не могла им помочь.

Бастиан не сводит с меня внимательного взгляда. В отличие от Феррика, который бы отчаянно сигналил мне глазами в надежде, что я буду более тактичной, пират выглядит вполне заинтригованным, когда я спрашиваю:

– Нелли, ты не находила ничего интересного в картах своего отца?

Нелли мрачнеет, поджимая губы.

– Чего бы ни добивался мой отец, Ваше Величество, – вы не захотите об этом знать. Магия, которую он использовал, не должна быть частью этого мира. Это тайные знания, которые не должны быть доступны людям.

Выпрямившись на кровати, я смотрю ей в глаза, стараясь звучать как можно более властно: