Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи - [23]
Собрание холстов Немухина с изображением карт являет собой учебник или скорее задачник по разгадыванию египетской тайны. Если когда-нибудь найдется читатель немухинского сборника, который решит ЗАДАЧУ, настанут те самые времена.
Вегетативная Архитектура
Огромный фикус в городе Палермо на Пьяцца Марина выглядит доисторическим сооружением и не походит ни на одно другое дерево в мире.
На протяжении веков ветки древнего растения тянулись вверх, клонились к земле, касались ее, пускали корни, превращаясь в дополнительные стволы. Новые и новые артерии сплетались в косы, обвивали прежние и народившиеся туловища дерева.
Затем эти свежие образования снова порождали ростки и ветки. Процесс повторялся и повторялся. Фикус старел, дряхлел. Обновлялся. И возрождался.
В результате образовалось ботаническое чудо: что-то вроде каркасной системы готической архитектуры. Со стволами и ветками, сплетенными из нервюров.
Система, как оживший гигантский паук Луиз Буржуа, раскинула свои зеленые лапы аркбутанами и контрфорсами.
Природа или Автор творения (на выбор) явили свету огромное растение, похожее на урбанистическую развалину. Которую хочется назвать «Вегетативной архитектурной руиной».
Кажется, что подобные странные уникальные явления исполнены тайного смысла. И преподнесены человеку в виде ребуса, загадки для решения.
«Задание на дом».
Что-то вроде фундаментальной математической задачки, над которой человек бьется десятилетиями, веками, а то и тысячелетиями в надежде найти единственное правильное решение.
Ficus macrophylla.
Сообщение? Знамение? Напоминание?
«Складки коры, говорящие об ураганах?»
«Морщины задумчивости?»
«Узор на шкуре ягуара?»
Вегетативная архитектура Ficus macrophylla представляет собой идеальный природный локус. Памятное место для укрытия аллегорий.
Фигур памяти.
Кто поместил мнемонические картины в зеленые каркасы гигантского фикуса?
Тени каких идей притаились в зелени аркбутанов и контрфорсов вегетативного чуда?
Имена гостей аристократа Скопаса, принявших участие в печально закончившемся пиршестве, запечатленных в памяти поэта?
Утерянная «Битва при Ангиари» Леонардо да Винчи?
Золотое яйцо, снесенное пестрой птицей Курочкой Рябой?[8]
Четырнадцать слов, распознанных ацтекским жрецом Тсинакане в краткие мгновения кормления зверя?
Или же египетская правда Гермеса Трисмегиста, расшифрованная магом Возрождения Джованни Пико делла Мирандола?
Да мало ли что!
Увидеть, разгадать, что за фигуры памяти невидимками мерцают в таинственных арках, – задача для исследователей, визионеров, мистиков и художников.
Эрик Булатов
70-е годы XIX века. Популярный в те годы в среде неофициальной культуры философствующий господин Евгений Шифферс пришел посмотреть работы в мастерскую художника Эрика Булатова. Увидев картину «Слава КПСС», Шифферс трижды испуганно перекрестился и воскликнул: «Как вы посмели на нашем русском небе написать имя дьявола?!» Булатов показал следующую картину «Иду». «Значительно лучше, – слегка успокоившись, удовлетворенно крякнул гость, – но надо же закончить начатую мысль и дописать: Иду к тебе, Боже!» Больше Булатов Шифферса на порог не пускал.
Кстати, еще о Булатове: в 1988 году у Эрика состоялась выставка в Центре Помпиду в Париже. Газета «Русская мысль» напечатала рецензию на выставку. Вместо того чтобы порадоваться за автора (а заодно за все русское искусство) и поздравить художника, газета опубликовала следующее: «Если в ранних работах еще была надежда, что из Булатова получится художник, то поздние картины таких надежд не оставляют»…
Когда я думаю об Эрике Булатове, первое слово, которое приходит в голову: достоинство.
Пейзаж зачеркнут, запечатан двумя крестами.
Изображение вызывает в памяти картину Исаака Левитана «Над вечным покоем». И там, и тут взгляд на поднебесную с птичьего полета. И там, и тут – храм. И там, и тут – река неспешно несет свои воды. И там, и тут – бескрайняя даль. И там, и тут – масштабное высказывание о стране. И там, и тут – собирательный образ России.
Бережно, на одном дыхании выписана церковь. Покосившаяся луковица. «С колокольни отуманенной кто-то снял колокола».
И избы. «Избы серые твои».
И тающая даль.
Во время Второй мировой войны в Москве окна в зданиях заклеивали бумажными лентами крест-накрест. На случай бомбежки. Заклеенные таким образом стекла были устойчивы к взрывной волне и не разбивались. В детстве я, послевоенный ребенок, с волнением взирал на несмываемые стигматы крестов в окнах домов на нашей улице Казакова. Я представлял себе жителей этих домов, взирающих на зачеркнутый мир. На зачеркнутых людей. На небо в крестах.
Нечто подобное мы наблюдаем в картине Булатова «ХХ век». Пейзаж запечатан двумя красными крестами.
Заговорен.
Картина-оберег.
От кого?
От «какого хочешь чародея».
Чтоб не пропала и не сгинула перекрещенная художником Россия.
Эдуард Штейнберг
Художник Эдуард Штейнберг мгновенно устанавливал контакты с людьми. Бросался в глаза контраст между образом простоватого парня со слегка приблатненной речью и мудреным эстетским искусством, которое этот парень творил.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этой книге собраны воспоминания и размышления взрослых людей, помнящих о своей детской травме – временном отлучении от семьи по очень уважительным причинам: детский сад, больница (санаторий) в любое время года или пионерлагерь (чужая дача) летом. Любой не родительский дом для ребенка – это и есть дом казенный, опыт пребывания в котором западает в душу на всю жизнь. Авторы сборника сыграли в увлекательную игру – попытались преобразовать боль, страх, стыд в текст. Получилась единая история о насилии и разных способах преодоления его последствий, об осмыслении прожитого, о становлении личности, об обретении свободы.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.