Всё прекрасно. Всё чудесно - [20]

Да, Грейнджер твердо решила, что ей не нужны советы от родителей. Она просто избавиться от ребенка. А затем — и от Малфоя. Пускай найдёт себе слизеринку, которая будет готова родить ему ребенка, чтобы аристократ воспитал его в жестокости, как это делал отец Малфоя.

Гермиона не была готова родить маленького ангела, что был внутри неё, чтобы Драко его спокойно сломал. Превратил в подобие себя. Такого же скользкого, мерзкого, двуличного, жестокого и заносчивого. Ей было плевать, что Малфой возможно не хотел, чтобы она избавилась от малыша. Она тоже имела права на этого ребенка. Она тоже имеет право решать его дальнейшую судьбу. Господи, я мыслю, как Люциус Малфой. Тоже не даю своему ребенку выбора. Решаю все за него. Боже, свихнуться можно от простого присутствия Драко рядом.

— Ты не избавишься от него, — тихо пробормотал Малфой, словно прочитал её мысли.

— Избавлюсь, — твердо сказала Грейнджер, поднимая на него глаза. Его поза не менялась. Он смотрел прямо на неё. Она поежилась от взгляда серых глаз. Её всегда передергивало от его взгляда.

— Это утверждение, а не вопрос, Грейнджер.

Голос уверенный, спокойный и в то же время — мягкий. Словно он никогда не чувствовал в её сторону презрения, брезгливости, ненависти. Будто никогда не считал её недостойной магии. Ужасной. Грязнокровкой.

— С чего это вдруг ты решаешь, что будет с ним? Я уверена на сто процентов, что ты не сильно хотел бы иметь ребенка. Тем более, от меня, — с вызовом произнесла Гермиона. Ей было интересно увидеть его реакцию. Она почувствовала себя так, словно только что схватила его за яйца. Поймала на месте преступления. Как кота, который слизывал сметану с тарелки, что стояла на столе, хотя ему было запрещено это делать.

И так и было. Малфой резко разозлился. Сжал волосы у себя на голове. Сузил глаза. Поджал губы. Господи, только он умеет так злиться.

— Всё сказала? — прошипел он сквозь зубы. Малфой подорвался на ноги и метнулся в её сторону настолько быстро, что девушка даже опешила и упала на кровать. Оперевшись на локти, Грейнджер сжалась и всё равно со смелым взглядом посмотрела на юношу. Он стоял слишком близко. Так близко, что вызывал внутри девушки отчаянный страх. Она чувствовала себя птицей, загнанной в клетку.

— А теперь послушай, что я тебе скажу, — продолжил он, уставившись на неё своими разъяренными глазами. Оперся руками в кровать, зажимая девушку ещё в большие тиски. — Ты оставишь этого ребенка. Я смогу тебя заставить. И если я ещё раз услышу подобное из твоих уст, я собственными руками притащу тебя в больницу и попрошу санитаров следить за тобой круглосуточно. На протяжении всей твоей беременности. До твоих родов. Ты ничего не знаешь обо мне и о моём отношении к тебе. И больше не посмеешь сказать что-то подобное в мою сторону, иначе я заставлю тебя замолчать.

И что же ты со мной сделаешь, Малфой? Сделаешь так, как только что сказал? Или же отправишь к своим родителям, которые ещё жёстче, чем ты? Ваша семья не умеет любить. И ты тоже. Ты никогда не знал, что такое любовь или дружба. Только статус и чистота крови. Не более. Грейнджер знала, что ей лучше стоит замолчать. Ничего не говорить из вышеперечисленного. Но кто же её может остановить? Малфой? Ха. Конечно.

— Я имею право говорить всё, что думаю. Мы живем в свободной стране. И я буду говорить всё, что тебе может не понравится, — грубо ответила Гермиона, продолжая в упор смотреть на раздраженного Малфоя.

— Попробуй, — процедил аристократ. Он не двигался. Всё то время, пока стоял рядом с ней. А точнее — нависал, заставляя её опускаться всё ниже и ниже на кровать.

Он не приближался к ней. Просто ей казалось, что он старается зажать её в цепи, которые свяжут их навечно. Она не готова к этому. Нет. Только не Малфой. Она знала, что уже была одна такая цепь. Точнее, один. Этот ребенок. Но даже ради спокойной жизни малыша она не была готова не то, что находиться рядом с ним, но и жить в одном доме. Грейнджер понимала, что никогда не будет способна его полюбить.

— Я не буду рожать тебе ребенка, — выдавила из себя Гермиона, понимая, что с каждым словом убивает Малфоя. Ей это льстило. Нравилось. До безумия. Ведь когда-то он также убивал её своими словами.

* * *

Драко был зол. Достаточно зол, чтобы размазать кого-нибудь по стенке. Бить до потери сознания оппонента. Чувствовать горячую и быстро остывающую кровь на своих руках. Видеть, как противник захлебывается в собственной крови. И бить. Бить. Только бить. До потери пульса.

Но когда этим оппонентом была Грейнджер, он не мог позволить себе даже пальцем к ней притронуться. Каждые слова, брошенные ею, были пропитаны ядом. Он также говорил с ней раньше. И он никогда не думал, что слышать такой тон от человека настолько больно. Особенно, от того, что тебе стал дорог. Этот яд проникал в каждую клеточку его тела. Безразличный взгляд. А на деле же — черная вуаль, что скрывает тёмный огонь внутри. Жизнь научила его скрывать свои чувства.

Обессилев от злости, Драко оторвался от кровати, схватил Грейнджер за шею и притянул к себе. И всё было, как в ту ночь. Снова её губы. Снова этот опьяняющий запах. Снова её мягкая кожа. Он касался её губ, целовал их так, словно в последний раз. Господи, Грейнджер, какая же ты… Горячая и бешенная. А внутри тебя столько соли. Он мог бы сравнить её с текилой, но это было невозможно. Она была невероятной. Словно нереальная. И он готов был кричать от боли, чтобы затем вновь коснуться её губ. Прошу, Грейнджер, только ответь. Ответь мне на этот поцелуй. Он так мне нужен. Я так слаб, что не могу оторваться от тебя.