Все правые руки - [30]

На том конце провода, кажется, слегка опешили от такой неожиданности. Видимо они никак не ожидали, что Москва предусмотрит подобное развитие событий и сумеет в должной мере приготовиться к этому. Поэтому после некоторой паузы, там ничего не нашли лучшего чем просто нахамить, причем уже по-русски:

— Мы не знаем такого органа власти от имени, которого ты пытаешься говорить, поэтому вести разговоры с узурпаторами не видим смысла, — с нескрываемым ядом процедил кто-то, тоже, кстати, не назвавшийся. И уже окончательно потеряв всякие нормы приличия, добавил, — и ты неумытая москальская рожа сюда больше не названивай.

Последняя фраза вывела из себя даже такого уравновешенного и дипломатичного человека, как подполковник. Нарушая, в свою очередь, все правила дипломатического общения, он, не сдержавшись, проорал:

— Ты невежа, не представившийся, как положено, знай свое место! Твое дело — соединить с начальством, а не рассуждать на недоступные тебе темы.

В ответ на эту тираду послышались какие-то булькающие звуки, более всего напоминавшие натужный хохот. На этом связь оборвалась. Елизаров опасливо обернулся к стоящим сбоку генералам, ожидая справедливого нагоняя за проявленную неуместную инициативу. Но генералы даже не соизволили посмотреть в его сторону.

— Они там, что, анашой, что ли все обкурились?! Я тут слыхал, что у них вроде как не запрещено уже, — недоумевающе развел руками Рудов, как бы отвечая на немой вопрос Афанасьева о неадекватном поведении «чубатых хлопцев».

— Не скажи, Сергей Иваныч, — задумчиво покачал головой Глава. — Тут, куда все сложнее, чем кажется на первый взгляд.

— И какую же сложность, ты, Валерий Василич, усмотрел в ругани «шестерок», что повисли на трубке связи?

— Эта площадная брань не от сердца, а от ума. Ты разве не понял? У «шестерок», как ты говоришь, не хватило бы ни мозгов, ни мужества хамить по личной инициативе. Это сделано было по приказу свыше.

— Поясни. Ведь они просто могли не брать трубку. Всего и делов-то.

— Э-э-э, брат, не скажи. Тут своя, скрытая, но, тем не менее, железная логика, — не согласился Афанасьев со своим соратником. — Во-первых, они дают нам понять, что не признают и не собираются признавать новую власть и новые реалии, сложившиеся к сегодняшнему дню. Во-вторых, неприкрытым хамством, они, как бы сжигают за собой мосты, чтобы не возникло в дальнейшем даже соблазна к налаживанию хоть какого-то подобия диалога. Какое уважающее себя руководство после того, как его, буквально, обматерили, захочет возобновлять контакты? В-третьих, они реально почуяли за собой силу и поддержку извне, воочию убедившись, на днях, как хрупка и беззащитна, бывает власть, даже в такой большой стране, как наша. И четвертое. Самое главное, и самое тревожное для нас. Своим поведением они невольно признались, что у них уже все готово к проведению акции и отступать они не намерены ни при каких обстоятельствах. Счет, действительно, идет на часы, если не на минуты. И мы здесь, к сожалению, катастрофически запаздываем с принятием превентивных мер.

— И что же делать? — растерянно спросил Рудов, до этого никогда не терявший инициативы. Афанасьев про себя отметил, что это, как бы ни первый случай, когда не он у Рудова, а Рудов у него спрашивал совета.

— Теперь вся надежда на тебя, Сергей, — опуская отчество друга, тихо и проникновенно произнес Афанасьев. — Попробуй связаться с Тараном, раз уж вы, земляки, в некотором смысле. Поговори по-доброму, вызови чувство ностальгии. В общем, как-то так.

— Ага. Если к телефону подойдет, — угрюмо буркнул заместитель Начальника Генштаба.

— Само собой, разумеется.

— Ладно. Попробую.

— Аполлинарий Захарович, — обратился к застывшему на своем креслице связисту Афанасьев, повернув голову, — ты все слышал?

— Так точно! — попробовал Елизаров вскочить, при этом быстро кивая головой в знак подтверждения, но остался сидеть, видя, что Главком жестом руки разрешает остаться на месте.

— Тогда попробуй связаться с министром обороны. Чем черт не шутит? Нужно пробовать все варианты. У нас просто нет другого выхода.

Вновь замелькали пальцы по клавишам, выстукивая одному ему известную комбинацию.

— Ты, вот, что, подполковник, — обратился к нему Сергей Иванович, — ты, это, политесы не разводи там, а дай-ка мне самому поговорить.

— Так точно, товарищ генерал армии! — не стал возражать связист. — Тогда возьмите трубку с телефона, что стоит сбоку от меня, — кивнул он Рудову на точно такой же аппарат. Не дожидаясь соединения, Рудов облапил своей ручищей старомодную трубку на скрученном в спираль телефонном шнуре.

— Только громкую связь не отключай.

— Слушаюсь.

В отличие от предыдущих попыток связаться, абонент на том конце провода не стал испытывать долготерпение русских генералов:

— Приймальня Міністра оборони, молодший лейтенант Титоренко, — послышался почти сорвавшийся от усердия до дисканта юношеский голос. Слышно было, как он старательно выговаривает непривычные для него слова. Сразу стало ясно, что украинский язык для него — не родной.

— Сынок, — сразу же подпустивший задушевности в голос обратился к нему Рудов, — ты бы не мог позвать к телефону Андрея Васильевича, а?