«Все остальное в пределах текста» - [2]

Как зубья бороны, ощерены и гладки, —

И с копьями дождя сошлись в смертельной схватке.

Сентиментальная прогулка

Закат сгорал, но горизонт был светел,

Кувшинки на пруду баюкал ветер,

Тяжелые кувшинки в камышах

Мерцали на безжизненных волнах.

Я брел один, залечивая рану,

Брел вдоль пруда, под ивами, туману

Поведав тайну горестей моих;

И он, как призрак всех скорбей земных,

Мне отвечал, тоску мою усилив,

Утиным криком и биеньем крыльев

Под ивами, где я под вечер брел,

Залечивая рану; в темный дол

Спускалась ночь, но горизонт был светел,

Закат сгорал, пока баюкал ветер

Кувшинки на безжизненных волнах,

Тяжелые кувшинки в камышах.

Час свиданий

Краснеет лунный диск почти впотьмах,

Туман дымится по низинам, пряча

Во мгле округу, песня лягушачья

Слышна в зеленых зыбких тростниках.

Кувшинки на воде спешат закрыться,

А призраки высоких тополей

Уходят вдаль, чем дальше — тем черней,

И светлякам в кустах давно не спится.

Тяжелокрылый, улетая прочь,

Бесшумный филин сумрак созерцает,

И в небе все отчетливей мерцает

Всходящая Венера. Это — Ночь.

Лунный свет

Твоя душа похожа на пейзаж,

Здесь маски бергамаскам строят глазки,

Здесь и поют, и пляшут, но не дашь

И медного гроша за эти пляски.

Напев их грустен, грустен он и тих,

Поют любовь, властительницу юных,

Но так, как будто счастье не для них,

И музыка, в лучах мерцая лунных,

Таких же грустных, как напев струны,

Укачивает птиц и усыпляет,

И рвется водомет на свет луны,

И падает на мрамор, и рыдает.

Шествие

В парчовой курточке зверек,

У ног ее мартышка скачет,

Пока она искусно прячет

В перчатку кружевной платок;

От напряжения краснея,

Шуршащих юбок чуткий страж,

Переступает черный паж,

Тяжелый шлейф неся за нею;

Мартышка с ревностью глядит

На груди пышные хозяйки,

Что возбуждают без утайки

Любой досужий аппетит;

А черный плут спешит украдкой

Шлейф приподнять чуть-чуть — и там

Увидеть то, что по ночам

Его терзает лихорадкой.

Ей все одно, что плутовство,

А что — слепое обожанье:

Идет, оставив без вниманья

Восторг зверинца своего.

«Вся грация и все уловки…»

Вся грация и все уловки,

Всё, что пленит в шестнадцать лет,

Любовь и нежность без рисовки —

С ней всё является на свет.

Очами ангела взирая,

Не взяв ни помысла в расчет,

Она внушает мысль о рае

Тому, кто поцелуя ждет.

Рукою, маленькой такою,

Что и колибри негде сесть,

Любое сердце за собою

Уводит, а куда — Бог весть!

Чуть что — к душе ее стремится

На помощь трезвый ум; она

Провидит все, что совершится,

И непорочна, и умна.

Сочувствие ни в грош не ставит,

И веселится без забот,

И, если верной музой станет,

Глядишь, до дружбы снизойдет,

А может быть, любовью страстной

Она поэта одарит,

Что под окном ее — несчастный! —

Тропу победную торит

И вечной песней без названья,

Фальшивых избегая нот,

Свои душевные страданья,

Как на духу, передает.

«Луною бледной…»

Луною бледной

Наполнен бор,

Листву победный

Озвучил хор.

О, гимн незримый!

Тебе — любимой…

В пруду — движенье

И волн извив,

И в отраженьи —

Дрожанье ив.

О, ветра слезы!

А нам — всё грезы…

Волною нежной

На дол и лес

Покой безбрежный

Плывет с небес.

О, звезд сиянье!

Пора желанья…

«Пьянь грязных кабаков, платанов дряхлый сброд…»

Пьянь грязных кабаков, платанов дряхлый сброд,

И чернота листвы, и лужи нечистот,

Разбитый омнибус, дрожащий в лихорадке,

Скребется брюхом по разъезженной брусчатке,

Вращая красным и зеленым фонарем,

Пока рабочий люд в свой клуб валит валом,

Из носогреек дым пуская в нос ажанам,

С крыш льет, по стенам слизь, потоком неустанным

Сквозь дыры в мостовой стекают цвель и муть —

И это путь мой в рай, мой ежедневный путь.

«Соломинкой в хлеву надежда золотится…»

Соломинкой в хлеву надежда золотится.

Пускай жужжит оса, бессильная в жару,

Да солнце светится сквозь пыльную дыру,

Облокотись на стол. Ну что, тебе не спится?

Печалится душа, но есть еще глоток

Колодезной воды. Пригубь и спи. Я рядом.

Я сон твой сторожу своим бессонным взглядом.

Что ты пробормотал? Как детский сон глубок!

Пробило полдень. Спи. Сударыня, не стоит

Входить: усталый мозг, как гулкий свод, удвоит

Беспечный звук шагов… О, этот женский шаг!

Пробило полдень. Пыль водой кроплю весь день я…

Надежда камешком, скатившимся в овраг,

Сверкнет… О, где же ты, осенних роз цветенье?

«Темней темноты…»

Темней темноты

В душе моей ныне.

Усните, мечты,

Прощайте, святыни!

Не вижу ни зги,

Все кануло в бездну —

Друзья и враги…

И сам я исчезну!

Как зыбку, меня

Качают с рожденья…

Ни ночи, ни дня —

Забвенье, забвенье!

«Из леса рог доносится, как стон…»

Из леса рог доносится, как стон,

Так по-сиротски, кажется, вздыхает,

И ластится к холму, и затихает,

А лай собачий ветром унесен.

Рог плачет с волчьим воем в унисон,

А солнце, опускаясь, полыхает,

И кажется, оно не отдыхает,

А умирает, вместе — смерть и сон.

И словно в подтвержденье этих пеней,

Как корпия, ложится снег осенний

И кровь заката силится унять;

А воздух вздохов до того прозрачен,

Что, как во тьме окрестности ни прячь, он

Не скроет, как светлы они опять.

Поэтическое искусство

Шарлю Морису

Музыка — вот что на первом плане!

Нечетносложный держи размер,

Это подобье воздушных сфер:

Все невесомо, зыбко, в тумане.

И вот еще что не забудь: слова —

Темное к ясному подбирая.

Чем нам по нраву песня хмельная?

Тем, что таким подбором жива.

Этими взглядами под вуалью,