Все нечестные святые - [62]

Осознание того, что рюкзак, вероятно, где-то совсем рядом, заставляло Даниэля искать всё отчаяннее.

Рюкзак как в воду канул.

Даниэль уже почти полностью потерял зрение и не смог бы найти себе воды, наконец он наткнулся на большой куст и ощупью заполз под него. Он двигался по возможности медленно, чтобы не потревожить змею, которая вполне могла устроиться под кустом раньше него. Наконец он забрался под куст и сжался в комок. Так он хотя бы частично защитится от быстрого обезвоживания, а после смерти не так быстро станет пищей птиц и лис.

Теперь, когда Даниэль уже не пытался двигаться, он нашел в себе силы удивиться тому, как именно тьма его убьет. Довольно приземленная и неподобающая смерть для святого: погибнуть от жажды, а не в жарком бою за свою душу. Даниэль предполагал, что тьма человека из семьи Сория окажется страшной и отвратительной, а она оказалась обыденной и изнурительной. Лежа на сухой земле, он начал сомневаться, что был хорошим святым. Возможно, думал он, в конце концов, он оказал пилигримам плохую услугу. Возможно, другой Сория смог бы избавлять их от тьмы быстрее и лучше. Возможно, он просто человек, пытавшийся играть в Бога.

– Простите меня, – прошептал Даниэль, и на душе у него стало капельку легче.

Наступила ночь, на небе показались звезды, а Даниэль включил радио, ожидая, надеясь услышать голос Мариситы.

– Прости себя, – проговорил он, обращаясь к пустоте.

Но Марисита себя не простила и поэтому не пришла на радио, чтобы поведать свою историю.

Пришлось удовольствоваться голосом Дьябло Дьябло – всё-таки утешение. Даниэль смеялся и морщился, слушая как Хоакин зачитывает куски из его старого дневника, в котором Даниэль описывал свои многочисленные выходки; он пел и вздыхал, когда Хоакин ставил в эфир его любимые песни. Примерно в то время, когда Дженни обнаружила, что может общаться, цитируя строчки из песен, Даниэль обратил глаза к небу и понял, что звезды исчезли.

Радио умолкло, в эфире зашуршали помехи: Хоакин и Беатрис закончили эфир.

Существо издало кудахтающий звук. Теперь Даниэль остался в полной темноте. Он покрепче прижал колени к груди и нашел пальцем углубление на плече, оставленное градиной в знак того, что Даниэль бывший грешник.

Когда всё плохо, наши мысли волей-неволей мчатся быстрее обычного и забегают вперед; так произошло и с Даниэлем. Он не мог перестать думать о том, как Хоакин найдет его труп. Потом его разум хватил еще дальше и представил, как Антонии, Франсиско, Розе и Майклу придется смотреть на члена семьи Сория, павшего жертвой собственной тьмы. Даниэль не был дураком, он знал, что его любят, как знал и то, что любовь может становиться тупым и безжалостным орудием смерти. Они не заслуживают такой боли, а ведь они уже пережили ее в прошлом поколении. И Марисита! Разве она недостаточно страдала? Чувство вины и так уже почти согнуло ее пополам, она легко обвинит себя еще и в его смерти, хотя вся вина лежит на Даниэле.

А есть еще Беатрис. Ей придется стать святой, он знал, что так оно и будет. Майкл наверняка откажется снова взвалить на себя эту ношу.

Беатрис придется принять эту роль, и она не станет жаловаться, но вынужденная святость станет для нее темницей.

Мысль о будущих страданиях родных мучила Даниэля, иссушала его рот и делала тьму вокруг него еще чернее. Вместо того чтобы просить за себя, он потрескавшимися губами шептал молитвы за тех, кого любил.

– Матерь…

Вот только ответила ему не мать.

Мелкие камешки захрустели под тяжелыми шагами, и Даниэль уловил запах растертого шалфея. К нему приближалось что-то большое. Он снова услышал кудахтанье твари, а потом – мягкий хлопок, и совершенно верно предположил, что этот звук порожден взмахом крыльев. Существо улетало прочь, потревоженное тем, что приближалось к Даниэлю. Однако, отлетев в сторонку, тварь остановилась.

Он услышал чье-то дыхание. Поскрипывание.

Тогда Даниэль сел, но, даже если бы он мог видеть, у него так сильно кружилась голова, что защититься он бы уже не сумел. Что-то сдавило его горло. Жесткие волосы упали ему на щеку. Ему в лицо кто-то жарко дышал. Воображение Даниэля живо нарисовало чудовище с конской гривой, наконец-то явившееся за ним.

Еще одна рука ухватила его за челюсть. Даниэль ахнул.

На его губы и уши полилась вода. Он был так потрясен, что сначала закашлялся. Живительная влага тонкой струйкой потекла ему в рот, в пересохшее горло, на грудь, и Даниэлю стало так хорошо после изнурительных часов в сухой пустыне, что он никак не мог поверить в реальность происходящего. Правда, ни один сон не сравнится с глотком свежей воды, если вы умираете от жажды.

Когда Даниэль немного ожил, охватившее его облегчение разом схлынуло. Неужели его нашел кто-то из Сория?

– Кто вы? – прохрипел он.

Влажные пальцы прижались к его бесполезным глазам, размазали воду и грязь по его растрескавшимся губам и влили еще немного воды в его рот. Три разных голоса что-то забормотали на трех разных языках. Даниэль ни за что бы не догадался, кто явился в ответ на его молитвы, даже если бы не потерял зрение, потому что случившегося с ним чуда еще не переживал ни один Сория. К нему пришли духи дикарей Колорадо: Фелипе Сория, убивший шерифа ради бедренной кости; финансист, получивший чудо от Беатрис, который повесился на собственной бороде, и немец, оставшийся лисом до самой своей смерти.