Все наши ложные «сегодня» - [41]

Пусть Лайонел Гоеттрейдер и гений, но как человек он – явно не подарок.

Лайонел отворачивается, пытаясь сконцентрироваться на вычислениях. Джером стискивает локоть Урсулы, и та сбивается в своей болтовне. Когда она смотрит на мужа, тот сразу отводит взгляд.

50

Лайонел игнорирует толпу: на висках у него выступают капли пота, он пристально изучает циферблаты приборов. И внезапно замечает что-то странное. Стучит пальцем по стеклу. Хмурится.

– Мистер Гоеттрейдер, у вас все в порядке? – интересуется Джером.

– Конечно, – отвечает Лайонел. – Нужно лишь еще раз проверить показания.

– Мы жаждем увидеть, на что способно ваше великое изобретение, – говорит Джером. – Когда же вы нас изумите?

– Джером, прошу тебя! – вмешивается Урсула. – Прояви хоть каплю терпения.

– За это платит американский народ, – заявляет Джером. – Мой долг – следить за тем, чтобы капиталовложения окупались.

Собравшиеся смущенно переглядываются, хотя трудно сказать, что их тревожит. Вероятно, они даже обиделись за Лайонела… или же почувствовали неловкость из-за выспреннего хамства Джерома.

Лайонел подключает к пульту счетчик Гейгера-Мюллера, модифицированный по его собственному проекту: устройство предназначено для измерения частоты полуугасания волнового излучения. Похоже, Лайонел уверен в том, что при работе Двигателя может возникнуть опасное излучение, которое он должен идентифицировать и описать. На пульте устройства загораются примитивные цветные лампочки, датчики начинают резко попискивать и жужжать, сообщая о том, что сигнатура излучения уже имеется. Лайонел поспешно царапает в блокноте формулы, напрягается и через некоторое время подзывает Урсулу. Они переговариваются полушепотом, и я со своего места практически ничего не слышу, но вскоре любопытство Урсулы берет верх над ее осторожностью.

– Но разве такое возможно? – громко спрашивает она. – Вы ведь еще не включили прибор!

Превосходный вопрос. Откуда может возникнуть неведомый прежде вид радиации, если Двигатель не запущен в работу? А вот и ответ – от меня.

Я запоздало вспоминаю о том, что нематериальность нужна не только для того, чтобы хрононавты не сбивали кофейные чашки со стола. Ее основное назначение – не позволить ничему из будущего физически присутствовать в прошлом. Например, чему-то вроде пока еще неизвестных видов радиации.

51

Я разрываюсь между паническим стремлением вернуться в настоящее, прежде чем я безвозвратно испорчу что-нибудь еще в 1965 году, и гипнотическим восхищением перед историческими событиями. К сожалению, на все это накладывалось неприятное ощущение, что я, наверное, уже безвозвратно испортил что-то в прошлом, а значит, не исключено, что мое настоящее попросту исчезло.

Хотя нет, я ведь существую в 1965 году, поэтому и 2016 год тоже должен когда-то наступить, потому что я должен был попасть сюда откуда-то… верно? Хотя, если онтологические вопросы становятся для вас делом жизни и смерти, вашему положению не позавидуешь.

Отец вложил в свой аппарат пару аварийных технических решений, которые гарантировали мне автоматическое возвращение в точное место пространства и времени, из которого я был запущен. Хрононавты называют такие решения «протоколом бумеранга» потому что, если честно, мне невдомек, почему.

Может, потому, что звучит эффектно. В общем, аварийная система должна была выдернуть меня в отцовскую лабораторию и вернуть в материальное состояние через минуту после отбытия. Если, конечно, в Двигателе Гоеттрейдера не случится при включении сбой – скажем, из-за того, что я сбил ненадежную настройку приборов непредсказуемым энергетическим вихрем, накопившимся на мне в процессе моих перемещений. Кстати, надо бы надеяться, что я не успел обратить в пар половину континента, включая и тот самый квартал Торонто, где отец должен был устроить свою лабораторию…

Поэтому я решил, что следует немного подождать: увидеть, что случится, когда Лайонел щелкнет выключателем, и лишь после этого бумерангом лететь назад, в будущее, которого, возможно, и в помине нет.

52

Лайонел, кажется, уже осознал, что настроение присутствующих переходит от любопытства к явному нетерпению. Кто-то спрашивает Джерома, сколько еще времени продлится мероприятие. Джером подчеркнуто пожимает плечами и ухмыляется, наслаждаясь озоновой атмосферой намечающейся неудачи.

Я ожидал увидеть принципиальную недооценку гениального открытия со стороны присутствующих. Как бы не так – пока действие развивается черепашьими шагами. Однако я нутром чувствую шаткую неуверенность Лайонела, как будто от стен лаборатории разом отразилось эхо всех кабинетных интриг, которые ему довелось пережить.

Липкий пот бисером выступает на его лбу, за которым скрывается величайший ум в истории человечества.

– Порядок, – бормочет Лайонел. – Отклонения невелики и не повлияют на ход эксперимента.

Лайонел еще не понимает: он только что обнаружил тау-радиацию – след из «хлебных крошек», по которому я переместился во времени, уникальную энергетическую сигнатуру Двигателя Гоеттрейдера. Тау-радиация просочилась сюда с молекулами моего организма и парадоксальным образом объявила о своем существовании за пару минут до того, как она впервые