Все начиналось с детства - [7]

какие только возможно было, чтобы узнать о судьбе папы!

Когда маме сообщили, что папа жив и арестован, мы

вернулись в Одессу.

Опять я увидел около вокзала много лошадей

запряжённых в коляски. Я уже знал, что они называются

«брички». У них было четыре больших колеса на рессорах,

чтобы во время езды не трясло. Сзади сидение для

пассажиров и откидной верх на случай дождя. Перед задним

сидением была откидная скамейка. На ней может сидеть ещё

два человека. Кучер сидел впереди, на облучке, а чемоданы

привязывались ремнями сзади брички. На такой бричке

мы приехали домой в свои две комнаты в коммунальной

квартире. К нам, в проходную комнату, подселили женщину,

муж которой тоже был арестован. Часть комнаты отгородили

шкафом и занавеской. К счастью, она оказалась приличной

женщиной, но от этого было не легче.

Мне уже было девять лет. Мама устроилась работать

бухгалтером на фабрику женского белья им. Крупской, а я

пошёл в школу №122, в третий класс.

Когда я шёл с мамой по городу, что видел, то и просил

купить: конфеты, мороженное, семечки, газированную воду.

А мама каждый раз говорила: «Купишь поехал в Париж.»

А если мы шли куда—нибудь зимой, она вела меня то за одну

руку, то за другую. У меня руки всегда были горячие и она об

них грела свои, когда забывала муфту для рук.

Муфта подвешивалась на шее, на шнурке, и в нее можно

было прятать руки с двух сторон.

Мама очень хорошо вышивала на швейной машинке

«Зингер». Она брала на фабрике работу на дом по вышивке

узоров на женском белье. Иногда можно было взять на дом

«халтуру» — распороть списанные шёлковые парашюты на

отдельные куски. Это была моя работа. Из них на фабрике

что—то шили.

Когда маме разрешили свидание с папой, она поехала в г.

Сокол, а меня оставила у своей тётки Полли Гройсзун, которая

жила на ул. Чижикова, в маленькой комнате небольшой

коммунальной квартиры, на первом этаже.

Она была хорошая женщина, но когда куда—нибудь

уходила, закрывала дверь в свою комнату на ключ и мне

приходилось ждать её возвращения в коридоре. Чего она

боялась, я так и не понял?

Пушкинский юбилей

Истинное воображение

требует гениального знания.

А. Пушкин.

В 1937 году страна отмечала столетие со дня смерти

Пушкина. Я увлёкся собиранием всего, что было посвящено

этому событию: открытки, вырезки из газет и журналов,

портреты Пушкина, иллюстрации к его произведениям…

Всего этого я собрал довольно много и отдал в школу, за что

получил благодарность.

Дедушка — большевик

Большевизм — это прежде

всего наглость, нахальство,

невежество и бандитизм во

всем.

Валентин Грудев.

Рядом с нашим домом, на улице Подбельского, былкинотеатр им.

«Деда Трофима». Петр Трофимов — большевик

20—х годов. Что там показывали? Фильмы про Ленина, про

революцию, «Броненосец „Потемкин“», «Чапаев», «13»,

«Джульбарс» (пёс—пограничник) и т. п. В фойе, в ожидании

следующего сеанса, нас развлекали.

Мы пели под руководством хормейстера. Песни были

написаны на вращающихся щитах.

Не помню содержания песен, но помню, что почти

в каждой мы благодарили товарища Сталина за наше

«счастливое» детство.

Трюк, но не цирковой

Кошка мечтала о крыльях: ей

хотелось попробовать летучих

мышей.

Эмиль Кроткий.

Однажды наша кошка сидела на балконе нашей квартиры

на 3—м этаже. Близко к балкону располагались ветки дерева,

которое росло во дворе и было выше нашего дома. В это

время на ветку сел воробей. Кошка решила его поймать и

напряглась для прыжка. Она видно решила, что может летать.

Я это видел из комнаты и хотел выбежать на балкон, чтобы

остановить ее, но не успел. Она прыгнула в сторону ветки и

промахнулась.

Когда оказался на балконе, то увидел, как она, растопырив

лапы, уже летела вниз с третьего этажа. Её счастье, что наш

дворник был хозяйственный мужик. Он притащил откуда—то

бочки и собирал в них дождевую воду для всяких нужд. Одна

из этих бочек стояла под деревом. Кошка (она была чёрного

цвета) угодила прямо в неё, а уже из бочки вылетела чёрная,

мокрая «стрела» и исчезла в дворовом подвале. Домой она

вернулась через три дня. Не всегда кошке масленница, подвёл

охотничий азарт.

Друг—сказочник

Единомыслие создает дружбу.

Демокрит.

Со мной в классе учился мой друг — Шурик Айхенвальд.

Он жил этажом ниже. У нас с ним была азбука перестукивания

через потолок—пол. Одно время мы с Шуриком увлеклись

собиранием киноплёнок с изображением известных

киноартистов. Эти пленки попадали к детям из киностудии,

из бракованных лент…

Мы делали из киноплёнок трещётки. Если кусочек

киноплёнки сложить вдвое, а концы завернуть к середине,

то при нажатии об стол или об лоб товарища, она издавала

громкий звук, похожий на выстрел.

А ещё у нас Шуриком была игра — мы по очереди

фантазировали друг о друге. Он был настоящим сказочником.

В его фантазиях кем я только не был, где только не находился,

во что только не превращался, в какие только приключения не

попадал! Мои же фантазии, как только начинались, так сразу

же и прекращались. Фактически фантазировал он один.

Интересной была наша игра в «любовь», для которой

были выбраны в параллельном классе 6—м «а» две девочки,

в которых мы, будто бы, были «влюблены». Задачей было

узнать их имена и фамилии, где они живут, как учатся и т. п.