Все мы родом из детства - [44]

Я отвечала, ничего не понимая: это что, уже начались «провокации», о которых меня предупреждали? Не похоже…

В конце визита я пригласила Викторию и при ней спросила Сережу:

– Ты еще придешь?

– Да, – ответил он.

Мы с Викторией обменялись одинаково изумленными взглядами.

* * *

Дальше было странное. Сережа, сильный, умный и жесткий подросток, вел наши сеансы. В основном я рассказывала о жизни своей семьи, начиная с XVIII века (откуда сохранилось предание); даже по его просьбе принесла и показала фотографии – он рассматривал их долго и внимательно. О его семьях (родной и приемной) не говорили ни разу. Все мои попытки он жестко блокировал. Я продолжала эту странную игру, потому что Виктория давала обратную связь: дома стало легче, даже Ира это признала. И Надя чуть-чуть расслабилась.

– Но чего же он от меня хочет? – непрофессионально спросила я у Виктории.

– Я спрашивала его: что вы там делаете? Он сказал: говорим о самом обычном.

И вот тут я догадалась: Сережа, с его неоднократно и трагически разорванной биографией, с моей помощью строил для себя «точку отсчета»! Ухватившись за мои слова, он хотел разобраться, что такое «обычное» и от чего ему самому следует отталкиваться в своих оценках происходящего вокруг.

На следующей встрече я озвучила свою гипотезу. Сережа надолго задумался, потом неуверенно кивнул: может быть…

«Наверняка!» – подумала я, потому что именно с этого момента он стал рассказывать о себе. Местами его рассказы были черны настолько, что у меня перехватывало дыхание: не должно быть такого опыта у десятилетнего ребенка! Но он-то видел все это как норму человеческого существования…

– Виктория! – сказала я однажды. – Без вас тут не обойтись. Понимаю, как вам это будет трудно, но тем не менее: вы должны рассказать Сереже вашу собственную историю чувств – от депрессивного поселка, через нравы рабочих общежитий, к поиску и наконец обретению любви. Ничего не приукрашивайте, его собственный опыт таков, что… Надо, Вика, надо! – и я, как она сама делает, рубанула воздух ладонью, отметая все возражения.

* * *

Виктория не смогла. Рассказывала эмпатка Надя по подготовленному Викторией тексту, добавляя от себя и время от времени заливаясь слезами. Сережа слушал хмуро и сразу по окончании, ничего не сказав, ушел на улицу.

На следующий день Виктория и Надя с утра стояли у меня под дверьми:

– Он сказал: «Верните меня в детдом, вам всем без меня только лучше будет».

– Знаете, что ответить? – спросила я у Виктории.

– Не верну! – застоявшийся поликлинический воздух шевельнулся от движения пронесшейся мимо ладони.

– Надя?

– Надо ответить так: «Моя первая любовь – это ты, Сережа. Именно ты научил меня любить. Я никогда не предам тебя».

Я могла только кивнуть.

Памяти товарища Сухова

– Проблема у нас такая: она плачет все время, как мы куда-нибудь приходим, – сказала молодая и очень красивая узбечка по имени Гузаль.

Ее дочь Бахмал, которой уже скоро должно было исполниться три года, спокойно обходила кругом мой кабинет, рассматривая игрушки.

– Ну вот, вы же ко мне пришли, а она не плачет, – заметила я.

– Бывает… – сказала мать.

При этом девочка не ответила ни на один мой вопрос, а разрешение взять игрушку спрашивала жестом или нечленораздельным бормотанием.

– Бахмал вообще разговаривает?

– Почти нет. Несколько слов говорит – «мама», «папа», «пить»…

– На каком языке говорят в семье? На каком языке говорят с Бахмал?

Гузаль говорила по-русски с акцентом, но согласовывала слова и строила предложения практически без ошибок.

– На русском, только на русском. Муж вообще узбекского не знает.

– А вы?

– Я знаю, конечно, – обаятельная улыбка.

– Я имела в виду: на каком языке вы говорите с дочерью?

– Тоже на русском. Только песенки иногда на узбекском пою.

– Когда вы приехали в Санкт-Петербург?

– Четыре года назад, чуть больше. Бахмал здесь родилась.

– Расскажите подробней, как родилась и развивалась Бахмал и что вас сейчас беспокоит. И дайте мне карточку…

Беременность и роды без патологий. Невропатолог ставит девочке 1 группу здоровья (что сейчас, если честно, редкость). Мать молода и тоже здорова, выросла в поселке (ауле?) где-то под Хивой. Сейчас семья полная: мама, папа, бабушка, дедушка (со стороны отца). Бахмал все обожают. При всем этом у девочки сильная задержка развития речи и очень странное социальное поведение. До самых недавних пор у нее начиналась истерика даже при входе в автобус. Она часто отказывается заходить в магазин, и ее приходится тащить. В поликлинике она не позволяет врачам до себя дотронуться. Если совсем расстраивается и боится, может сама вызвать у себя рвоту. Никуда не отпускает от себя мать. Пробовали отдать ее в ясли, там она месяц сидела в углу и плакала, ничего не ела и не давала никому себя успокоить. В конце концов бабушка с дедушкой велели невестке не мучить ребенка и оставить Бахмал дома. Воспитатели в яслях в принципе это решение поддерживали.

– А как Бахмал ведет себя дома?

– Когда мы с ней вдвоем, все в порядке, – говорит Гузаль. – Она меня слушается, может сама поиграть, поесть, раздеться. А как бабушка с дедушкой придут – все плохо! Кормить – только с ложки, если что-то не дать – падает и кричит.