Все мои братья - [23]

Прошла только первая неделя кровопролитных боев. Но мы уже чувствовали, что спеси у врага поубавилось. Воины нашего полка действовали на поле боя все более решительно. Крепла дружба ополченцев и курсантов-пограничников, многие из которых стали командирами.

Пожилые бойцы (среди них были участники революции и гражданской войны, герои первых пятилеток) с восхищением отзывались о воинских способностях своих юных наставников. Ополченец Ковригин — ему было под пятьдесят — служил телефонистом на бронепоезде в гражданскую войну. Этот усач словно бы сошел с экрана одного из революционных фильмов. Помню, как однажды под обстрелом он, не обращая внимания на свист пуль и минных осколков, рассуждал вслух:

— Нет, что ни говори, а поначалу и меня сомнение брало — уж больно молод мой командир. Было вроде неудобно безусого слушаться. Как-то заставил он нас в чистом поле окопы рыть. Ройте, говорит, мелкие, по щиколотку. Ну, мы роем, а сами его в душе поругиваем: что это он надумал? Лучше бы отдохнуть нам дал. И вот окончили мы работу, вернулись на свои позиции. А тут немецкий самолет прилетел. Погудела эта «рама», а минут через десяток как сыпанет фашист снарядами по тому чистому полю, где мы окопы рыли! Вот тут-то мы и поняли, что курсант наш — парень с головой. Да что говорить! Вспоминаю я девятнадцатый год. Ведь и тогда молодые в боях задавали тон. А что касается нашего теперешнего командира, то лучше и быть не может…

На участке, который мы обороняли, стоял теперь полк численностью в две тысячи четыреста штыков, усиленный тремя гаубичными дивизионами. Но, конечно, не только в штыках и артиллерийских стволах была мощь нашего полка. Главную его силу составляли люди — отлично организованные и решительно настроенные командиры и бойцы.

Майор Шорин и комиссар Луканин в ту пору нередко говорили:

— Если противник переходит к обороне, нам надо наступать.

В тяжелой обстановке августа 1941 года такой призыв мог показаться по меньшей мере наивным. Но он исходил из всесторонней оценки сил и возможностей противника на нашем участке и боеспособности полка ВПУ. Шорин пояснял свою мысль:

— Мы понимаем, что продвижением нашего полка решается местная задача. Но не можем же мы упускать возможность хотя бы улучшить свои позиции.

И действительно, в течение нескольких августовских дней наш полк выбил фашистов из деревень Котино и Малое Жабино, а затем и из деревни Большое Жабино. Позже по приказу командующего Кингисеппским укрепленным районом «дальнейшее выдвижение полка ВПУ НКВД на юг» было прекращено.

Много происходило в те дни такого, о чем хотелось бы здесь рассказать. Вот, например, один памятный эпизод.

Разведывательная группа, которой командовал курсант Василий Кузьмин, выявляла огневые точки боевого охранения противника в районе все той же деревни Волгово. В группе было шестнадцать разведчиков. Выполнив боевую задачу, она двинулась в обратный путь и уже достигла леса. Прикрывали ее Григорий Баев, Семен Смирнов и Андрей Гордиенко.

Неожиданно разведчиков обстреляли вражеские автоматчики, шедшие по лесной дороге в Волгово. Перестрелка была скоротечной, но решительной. Когда огонь со стороны гитлеровцев прекратился, курсанты поспешили к условленному месту сбора. Здесь выяснилось, что в минуты стычки с противником были ранены курсанты Николай Долженко, Дмитрий Морозов и Павел Огдановский. К месту сбора не пришел Григорий Баев.

— Баева мы должны найти во что бы то ни стало, — сказал Кузьмин. — Идем в обратном направлении. Держаться в пяти-шести метрах друг от друга. Огня без команды не открывать…

Группа прочесала лес, но Баева не нашла. Когда же разведчики вновь оказались на опушке, до их слуха донеслись две автоматные очереди, прозвучавшие невдалеке.

— Наш автомат, — заключили почти одновременно Борис Иванов и Дмитрий Угаров. С ними согласились. Действительно, кто-то стрелял из ППШ. Прижимаясь к земле, курсанты поползли на звуки стрельбы. Вскоре они заметили двух гитлеровских солдат. Они шли по проселку в направлении к Волгову и с трудом волочили совсем обессилевшего третьего.

— Действительно, не похоже, что стреляли эти двое, — сказал, наблюдая за гитлеровцами, разведчик Севидов. — Автоматы у них за спинами и руки заняты. К тому же, правы Иванов и Угаров. Кто-то вел огонь из ППШ…

Один из курсантов взял было на мушку трех вражеских солдат, но Кузьмин остановил его:

— Погоди, пока не стрелять!..

Не успел командир произнести эти слова, как подал голос Павел Микрюков:

— Да перед нами, кажется, Баев!..

Только теперь курсанты разглядели метрах в сорока — пятидесяти позади солдат противника поднимающегося с земли человека. Да, это был Баев. Вся группа, забыв об опасности, поспешила к товарищу.

Не зная о том, что к нему идут на помощь, Григорий Баев, собрав последние силы, привстал и выпустил по уходившим врагам очередь из автомата. Фашисты замертво упали. Упал и Баев. Зеленая фуражка покатилась по мокрой траве.

Обессилевшего, обескровленного (у него были ранены ноги и пробито пулей плечо) положили курсанты Григория на плащ-палатку. Матвей Гранкин, Иван Снегур, Федор Удин, Иван Курнин, Сергей Федорович и Захар Севидов, подхватив раненого, стремительно добежали до кромки леса.