Все люди — враги - [185]

— Ты сам ей преподнеси. Она тебя обожает.

— Мы преподнесем его вместе и хором произнесем речь: «Покорнейше просим вас милостиво принять от нас этот нарядный шарф, Филомена». Давай разучим речь. Начинай: «Покорнейше — просим вас — милостиво — принять…» Да ты не смейся, Кэти, разве только, что ты хочешь, чтобы мы оба засмеялись на слове «милостиво». Ну, давай снова…

Когда они уже довольно долго просидели за послеобеденным кофе, Кэти спросила:

— Тони, который теперь час? — Почти половина десятого.

— Ты был такой хороший и милый, Тони, что позволил мне нести командование, как ты это называешь. Я была не так уж изобретательна по части сюрпризов, но в конце концов самый замечательный ежечасный сюрприз — это быть вместе на этом чудесном острове. Если бы ты стал настаивать, я бы в первую же ночь отдалась тебе, но мне пришлось бы сделать над собой усилие, и это было бы для меня не так радостно, как мне хотелось бы и как это будет теперь.

Подарив мне эти дни и ночи, чтобы я прониклась близостью твоего тела и забыла то, что мне нужно было забыть, ты сделал для меня так много, что во мне словно все перевернулось, и я почувствовала, что я вся твоя; в том состоянии, в каком я была, самые нежные, самые пылкие ласки не могли бы заставить меня почувствовать это сильнее. Достаточно ли я сказала, чтобы выразить тебе мою благодарность?

— Больше, чем достаточно, милая Кэти, больше, чем я заслужил. Мне так легко подчиняться тебе.

— Но больше так не должно быть, — сказала Кэти, — и у меня нет никаких вздорных понятий насчет того, что называется завершением брака. Во всяком случае, сюрприз на сегодняшний вечер состоит в том, что я прошу тебя прийти ко мне в десять часов и взять на себя командование.

— Так, значит, ты?…

— Да, да, я хочу, чтобы ты любил меня так, как любил тогда — давно. Вот почему я говорю тебе — приходи ко мне в комнату, потому что ведь это произошло там, где мы с тобой любили друг друга.

— Ты вполне, вполне уверена, что хочешь этого, Кэти? Ты говоришь это не потому, что у тебя, может быть, какое-то ложное представление, будто мужчина страдает и что это твой долг.

— Нет, милый. Эти три ночи, что я провела рядом с тобой, я так хотела тебя, так хотела, что едва удерживалась, чтобы не соблазнить тебя. Но я хотела почувствовать себя уверенной. Я хотела, чтобы у меня изгладилось всякое чувство горечи.

Она встала и прибавила:

— Приходи, когда часы начнут бить десять, как только услышишь первый удар. Я буду ждать тебя.

Куранты на башне еще вызванивали последнюю четверть, когда Тони тихонько отворил дверь к Кэти.

Вся комната была пронизана бледным голубоватым светом — так вот для чего ей нужен был непременно голубой шелковый шарф. Он сел на край кровати и нежно поцеловал Кэти; она смотрела на него с улыбкой — глаза ее были ясны и широко открыты, в них не было ни грусти, ни страха. — Хочешь, я лягу рядом с тобой, моя Кэти?

— О Herz, mein Herz. Помнишь, как я сказала тебе это тогда? Да, я хочу, чтобы ты лег рядом со мной.

Он обнял ее и стал осыпать поцелуями ее лицо, а потом тихонько положил руку ей на грудь, чтобы она почувствовала ее жар на своем теле.

— Ты, правда, хочешь, Кэти, радость моя? Может быть, еще подождать…

— Нет, нет, я хочу теперь, сейчас.

Он прижал ее к себе бережно и нежно и почувствовал, как трепетно льнет к нему ее ослабевшее тело.

Потом Тони заснул и ничего не помнил, пока не почувствовал на своем лице дыхания Кэти. Она прильнула щекой к его щеке, и он услышал, как она сказала:

— Любовь моя, радость моя, тебе пора идти к себе. Уже давно рассвело, и через несколько минут придет Мария и принесет наш завтрак.

Но как можно было сразу расстаться с Кэти, которая лежала рядом, облокотясь на подушку, и глядела ему в глаза? Тонн привлек ее к себе и прошептал:

— Кэти.

— Да?

— Тебе хорошо было этой ночью?

— Да, очень, очень. У меня даже нет слов передать это.

— Я ничем не огорчил тебя? Ты не грустишь?

— Нет, все было прекрасно, радостно и чудесно. — Я так любил тебя, так любил!

— А я тебя.

— Мне хотелось отдать тебе свою жизнь.

— Ты отдал, Тони…

— И, может быть, поэтому я сегодня люблю тебя еще больше.

— И я тебя.

— И ведь это только начало. — Да, только начало.

— Ты никогда не разлюбишь меня, Кэти?

— Нет, пока не умру.

— Не умирай, Кэти. Давай жить вечно. Хорошо?

— Да, и с каждым днем будем любить друг друга все больше.

— Да. Ты красавица, моя Кэти, в этих круглых грудях живет богиня.

— А в твоих руках и чреслах — бог.

— Мне пора идти.

— Да. Она вот-вот придет. — Поцелуй меня еще раз.

Тони благополучно пробрался в свою комнату как раз вовремя, чтобы принять поднос с завтраком, который ему подала служанка; он невольно улыбнулся, увидев, что покровительствующая им экономная Филомена поставила оба завтрака на один поднос. Тони вынес его на террасу, пододвинул стулья к столу, принес сигареты и поставил небольшое деревце в кадке так, чтобы тень его защищала стул Кэти от солнца.

Звать ее не было надобности — она всегда слышала шаги девушки на лестнице и минуту спустя являлась к нему с собственным подносом. Тони думал, что она скажет, когда увидит предательский поднос с двумя приборами, — а может быть, она сама гордо распорядилась подать завтрак к нему. Из сада донеслись звуки гитары. Тони вышел на середину террасы и услышал чистый голос Кэти, напевавший «Wenn ich in deine Augen seh». Как чудесно она придумала сказать ему этой песенкой, что она любит его и счастлива своей любовью.