Все люди смертны - [11]

— Куда?

— Это не важно. Я хочу провести ночь с вами.

Он открыл дверь своей комнаты:

— Заходите.

Она вошла. Да. Почему бы и не здесь, среди этих потрескавшихся стен… Под его взглядом она была вне времени, вне пространства, обстановка не имела значения.

— Где вы были? — спросила она.

— Бродил в ночи, — ответил он и, дотронувшись до плеча Регины, добавил: — А вы… вы ждали меня! Вы здесь.

Она усмехнулась.

— Вы не аплодировали мне, — сказала она.

— Мне хотелось заплакать, — ответил он. — Может, в другой раз мне это удастся.

— Фоска, ответьте мне. Этой ночью вы не должны мне лгать. Все это правда?

— Разве я вам когда-нибудь лгал? — спросил он.

— Это не мечты, вы уверены в этом?

— Разве я похож на сумасшедшего? — Он опустил руки на плечи Регины. — Дерзните поверить мне. Дерзайте!

— А вы не могли бы предоставить мне доказательство?

— Могу.

Он подошел к раковине, а когда повернулся, Регина увидела, что он держит в руке бритву.

— Не бойтесь, — сказал он.

Она не успела пошевелиться, как из горла Фоски хлынула кровь.

— Фоска! — вскрикнула она.

Он пошатнулся и опустился на кровать; он лежал с закрытыми глазами, из разверстого горла струилась кровь. Рубашка, простыни были залиты кровью, она капала на пол. Вся кровь, что была в его теле, изливалась через глубокую зияющую рану. Схватив полотенце, Регина смочила его в воде и прижала к ране. Ее тело сотрясала дрожь. Она в ужасе всматривалась в лицо, где не было больше ни морщин, ни сияния юности, оно принадлежало трупу: на губах выступила пена, и казалось, что он больше не дышит.

Она позвала:

— Фоска! Фоска!

Он приоткрыл глаза и выдохнул:

— Не бойтесь.

Он нежно отстранил ее руку, снял окровавленное полотенце. Кровь остановилась, края раны сдвинулись. Над воротничком рубашки, окрасившейся в темно-красный цвет, остался лишь длинный розовый зарубцевавшийся шрам.

— Это невозможно, — выдохнула она.

Закрыв лицо руками, она расплакалась.

— Регина! — выдохнул он. — Регина! Вы верите мне?

Она долго лежала неподвижно, прижавшись к этому близкому и таинственному телу, оно жило там, где времени не существовало. Потом она подняла глаза, во взгляде ее слились ужас и надежда.

— Спасите меня, — произнесла она. — Спасите от смерти.

— Ах! — вырвалось у него. — Это вы должны спасти меня!

Фоска обхватил руками лицо Регины; он вглядывался в ее черты столь ненасытно, будто хотел забрать ее душу.

— Спасите меня от ночи и безразличия, — умоляюще произнес он. — Сделайте так, чтобы я любил вас и вы — как те, другие женщины — существовали. Тогда мир обретет форму. Будут слезы, улыбки, ожидание, страх. Я стану живым человеком.

— Вы и есть живой человек, — сказала она, целуя его.

Рука Фоски лежала на лакированном столике. Разглядывая ее, Регина думала: сколько же лет той руке, что ласкала меня? Может, в этот самый миг плоть вдруг начнет внезапно разлагаться под воздействием тления, обнажая белые кости?.. Она подняла голову. Может, прав был Роже? Неужто я схожу с ума? Полуденный свет заливал бар, где люди, у которых не было никакой тайны, удобно устроившись в кожаных креслах, пили аперитив. Это был Париж. Это был двадцатый век. Регина снова всмотрелась в руку. Сильные и тонкие пальцы с удлиненными ногтями. Ногти у него растут, волосы тоже… Взгляд Регины поднялся выше, к шее, гладкой шее, где не осталось никакого шрама. Этому должно быть объяснение, подумала она. Может, он действительно йог и ему ведомы какие-то секреты?.. Она поднесла к губам стакан перье. Казалось, в голове словно какой-то затор, губы сделались ватными. Необходимо принять холодный душ, отдохнуть. Тогда все прояснится.

— Я вернусь, — сказала она.

— А, конечно, — откликнулся Фоска и сердито добавил: — После дня — ночь, после ночи — день. Исключений не бывает.

Повисло молчание. Она взяла сумку, он не реагировал; она взяла перчатки, он по-прежнему хранил молчание. Она наконец спросила:

— Когда мы увидимся?

— А мы увидимся?..

Он глядел с отсутствующим видом на отливавшие серебром волосы молодой женщины. У нее вдруг мелькнула мысль: он в любую минуту может исчезнуть, ей показалось, что она падает с огромной высоты в пропасть сквозь толщу облаков; коснувшись дна бездны, она вновь станет былинкой, которая с приходом зимы окончательно иссохнет.

— Вы не покинете меня? — с тревогой в голосе спросила она.

— Я? Но ведь уходите вы…

— Я вернусь, — пообещала она, — не сердитесь. Нужно успокоить Роже и Анни, они, должно быть, тревожатся. — Она накрыла рукой ладонь Фоски. — Мне бы хотелось остаться.

— Оставайтесь.

Она бросила перчатки на столик и поставила сумку. Ей было необходимо чувствовать его взгляд. «Дерзните поверить мне… Дерзайте!» Верить? Он не выглядел ни шарлатаном, ни психически больным.

— Отчего вы так смотрите на меня? — спросил он. — Я что, навожу на вас страх?

— Нет.

— Разве я выгляжу иначе, чем другие?

Она поколебалась:

— Теперь нет.

— Регина! — В голосе Фоски звучала мольба. — Как вам кажется, вы могли бы полюбить меня?

— Дайте мне немного времени. — Она молча разглядывала его. — Я почти ничего о вас не знаю. Расскажите мне о себе.

— Это неинтересно.

— Интересно. Вы любили многих женщин? — вдруг спросила она.