Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению - [16]

Шрифт
Интервал

И, переполненный радостным всепрощением, удивляюсь:

– Кто старое помянет…

Точно получил от ангела щелчок по носу и от этого щелчка забыл все, что помнил. Теперь будем раскланиваться при встречах…

И стало так тихо. Тише всякой тишины. Только канарейки выводили свои рулады. И мимо проносились бабочки с огромными крыльями, раскрашенными во все цвета радуги…

Неужто свершилось? Или еврейские языки завязались? А может, наоборот, только развязались…

– И почему это, родной, получаешь гонорар меньший, чем я предполагал?! Я себе этого не позволял и прожил ярко и интересно. Что? Совсем не получаешь?! Бери мой! Говорю – бери! Вместе с новой книгой: «Самому любимому другу, самую любимую книгу от самого любимого автора».

Вот вам и царство небесное! Живу как в раю.

Не живу – блаженствую…

Крупные и горячие слезы падают на мою руку. Счастье, что ветер, остужает их, иначе прожгли бы ладонь.

– Значит, это возможно – жить в любви и согласии. Сейчас крикну: «Шма, Исраэль! – Слушай, Израиль! Ашкеназы и сефарды, религиозные и светские, левые и правые…»

И все тут же грохнутся без чувств.

Я раскидываю руки и пытаюсь взлететь. И остаюсь на месте. А что, если в раю крылья обрезают? Чтобы не соблазниться земной твердью…

Оглядываюсь. И снова вижу какой-то странный белокаменный город, купающийся в лучах закатного солнца, быть может, небесный Иерусалим…

– Все мы – сестры печали, – говорит друг, пытаясь надеть на меня женскую шляпку с вуалью.

И глаз его как-то нервно подергивается. И я про себя отмечаю: нервный народ!

Как говаривал известный парикмахер Моргулис в Центральном доме литераторов в Москве: «В войне главное не пушки и не самолеты, и даже не слова – то есть не идеология, не агитация и не пропаганда. Главное – выжить…»

…Почти каждый год я прихожу с друзьями в монастырь молчальников. Молчать с людьми можно на любом языке. Можно молчать по вертикали, как гора с горой, молчать по горизонтали вместе с камнями.

Может быть, стоит помолчать?

И не жестикулировать? И оставить в покое пуговицу на пиджаке друга?..

Что я, псих, которого занесло сюда?

Проходящий молодой человек с гитарой изливает душу друзьям:

Что ты будешь делать, когда высохнет нефть?

Арабы будут дохнуть, я – сидеть и смотреть…

Каждое из заинтересованных лиц имеет на это свою точку зрения.

Идут, бредут еврейские ноги без голов. С ними не соскучишься… Однажды Зеева Жаботинского спросили: «Почему вы так стремитесь создать еврейское государство? Что, оно будет лучше других?»

«Оно будет, вероятно, хуже, – ответил Жаботинский, – но я хочу, чтобы меня бил в морду собственный полицейский, а не чужой…»

В отличие от нас Жаботинский не жил иллюзиями. Он знал, что мир несовершенен, что любое государство мира находится еще на таком уровне, когда должен существовать полицейский и этот полицейский может больно ударить.

Все мы только вчера вернулись из изгнания – из галута. И самое драматическое заключается в том, что, выйдя из галута, мы вовсе не стремимся к тому, чтоб галут вышел из нас.

Мы все еще живем иллюзиями, пусть печальными, но сказками, надеясь, что закончится эта сказка непременно в Израиле. Мы все еще живем скверными и многочисленными лозунгами. Один из них был слеплен не очень умными людьми: «Все евреи – братья!» Подобный лозунг не осуществим не только у арабов, французов или украинцев (могу перечислять бесконечно), но и в первую очередь у евреев. И когда этот лозунг не осуществляется, и когда полицейский размахивает дубинкой – у нас только одна, чисто советская реакция: тут же ехать в Минск, созвать съезд РСДРП, разделиться на большевиков и меньшевиков, а дальше захватить почту, телеграф, мосты – в общем, дела известные.

Жизнь наша действительно непроста. И перелом, который мы совершили в своей жизни – перелёт в Страну обетованную, не из легких.

Две навязчивые вечные идеи сопровождают человечество на всем его долгом пути: ожидание конца света и наступления золотого века.

Пустой страх и пустая надежда. А между ними – будничные заботы и радости. Между ними тайна, которую и не надо разгадывать, потому что только тайна и дает нам жизнь.

Доверимся жизни. А наша задача скромная и… не очень трудная. Сделать жизнь такой, чтоб не было в ней ничего лишнего. Только то, что нужно для счастья.

7

Известно, что есть начало. И нет конца…

«Познай самого себя!» – говорит древняя сократовская заповедь. И разве не с вопроса: «Кто же я такой?» – начинается пробуждение нашего ума?

Разве каждому из нас не хочется узнать: «Откуда я родом?»

Что значит приветствие: «Здравствуй»?

Что – «Хау ду ю ду»?

А что – «Шалом»?

И не здесь ли, не в ответе ли на простой вопрос истоки нашей ментальности? Нашего самосознания? Ибо: «Здравствуй» – говорят в России, русскому человеку важно быть здоровым и цельным, американца более всего заботит состояние его дел, а для еврея самое главное «шалом» – мир. Потому что только при наличии мира можно сохранить главную еврейскую сверхидею: Жизнь.

Нет ничего важнее жизни человека…

Нынче модно утверждать, будто бы Художник, дабы состояться, должен освободиться от всего: от Времени, от Пространства, от печально памятной пятой графы паспорта, даже от пола и одежды.


Рекомендуем почитать
Конец века в Бухаресте

Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.


Капля в океане

Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.


Горы высокие...

В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.


Вблизи Софии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.