Все, кроме смерти - [28]

- Зачем столько били? - недовольно сказал Лев.- Грязно сделано.

- Здоровый черт, запросто не повалишь. - Вальтер прижимал полу мокрого грязного плаща к разбитой налитой синевой щеке. - А стрелять нельзя - всю слободку перебудим.

Литейщики отволокли Каминского за ноги - провезла борозду по грязи золотая голова.

Хозяин “Черемшины” курил на крыльце. Глянул на Льва исподлобья.

- Тепляков тут не оставляйте. Я вам не покойницкая. И так до утра будем затирать.

- На - Лев тиснул ему в карман фартука пару смятых купюр. - Мешки есть?

- В каптерке.

Средний план. Движение.

Речка Тестовка - порожистая, петлистая в бузинных берегах, совсем сельская, как и большинство малых окраинных рек - кое-где в зелени серые домишки, черные колеса мельниц, прачечные мостки.

Серенько по-стариковски светало. Чикала в кустах птичья мелочь.

От основной реки отходил разрытый заболоченный поток - брошены доски, вырыта канава, заступы, перевернутая тачка - отток Тестовки забирают в трубы, грязи по колено, тянули канаву до старого коллектора - открытый кирпичный колодец, решетка отброшена.

Промокший мешок ухнул в трубу. Плеснуло.

Вальтер отер лоб.

- Оба. Управились. Пошла душа в рай…

Помятый в драке, чумазый литейщик бросил следом Жульку, отер руки о траву.

- А землекопы не откроют?

- Не, снесет. Там течение в Реку. Если где и застрянет, то по трубе дальше, тут сроду обходчиков не было. А роют тут уже не первый год, глянь -

Вальтер пнул тачку, та застонав, развалилось - доски прогнили, да и на заступах отчетливая ржавчина, вывалы глинозема поросли сорняками.

Лев, отвернувшись, столкнул ботинком в Тестовку щепку, бездумно смотрел, как она, крутясь, плывет под мост.

- Пошли. Мне еще в училище к восьми. Сам понимаешь, в грязи по уши не поеду.

Вальтер покачал головой:

- Хорошо тебе, в штиблетах по гимназиям чикиляешься… Географию читаешь…

- Читал. Теперь повысили. До инспектора.

- Сироток в угол на горох? Или розгами?

Лев оступился, прихватил Вальтера за плечо, но тут же отстранился, отер ладонь.

- Скорей уж директоров. Ты поменьше языком горох молоти. Передай Аршаку, чтобы перегоняли груз из шестого срочно.

- Добро.

Переход кадра. Средний план. С переходом в крупный. Деталь. Свет естественный.

Полукруглый тоннель коллектора. Кирпичный низкий свод с селитряными разводами.

Слабый круглый свет из колодца - видны узкие поребрики-переходы по краям мутной, тяжелой, желтой воды, которая катит с шумом в темноту, обегая надвое мусорный затор.

Шум постоянный, густой, каменные кольца прекрасно резонируют гул.

Один мешок валяется поперек прохода, тускло различим грязный мех Жульки,

Мешок дернулся, откатился. Внутри рвался, стукал черепом о кирпичи человек.

Мешковина треснула, подалась, расширяя зазор, впились в края окровавленные пальцы.

Януш сел в обрывках, выкашлял кровь, не лицо - месиво, один глаз стянулся в щелку, будто вынули.

В светлых волосах запеклись печеночные сосульки сгустков.

Каминский выгнулся, как гусеница на углях, заперхал разорванным ртом. Перевалился, пополз, напоролся ладонью на расшлепанную жулькину голову.

Волчья губа, осколки клыков, белое в красном. Из сломанной лапы торчала кость. Поблескивали медные бляшки на ошейнике.

Каминский прилег рядом, погладил Жульку по мокрому вздутому боку… шепнул, булькая - с каждым звукам на губах лопалась красная пенка:

- Дя…дя Яша…

Монотонно и непрерывно катила душная вонючая жижа в темноту.

Каминский пополз дальше, в кишку коллектора. Неловко поволок Жульку за собой, потом разжал руку, падаль соскользнула с поребрика, коротко плеснула и все.

Переход кадра. средний

Сгорбленные плечи застили скупой свет. Каминский то полз, то шел, хватался за стены. Куртку сбросил, тащился в рубахе, живот сильно промок.

Он крепко зажимал ладонью горячее подреберье. Пару раз вытошнило желчью. Стоял на карачках, опершись на кулак. Упрямо ковылял дальше.

Тоннель коллектора вильнул вправо. Гнилой отнорок, вверх - железная лесенка, свет, переплет решетки.

Каминский- Белга медленно подтягивался по лесенке, марал кровью сырые ступеньки-плашки.

У полукруглой решетки он замер, ткнулся лбом, жадно “про запас” дышал. За ржавыми прутьями - лопухи, щебенка, прошлогодняя прелая листва.

Ему повезло - решетка не была закреплена по низу. Замычав, он протолкнул ее плечом и наполовину вывалился на землю. Дергаясь, откатился в душные заросли желтиков-одуванчиков.

С трудом разлепил левый глаз.

Пустырь, битые бутылки, мусор.

Приземистый забор, с провалившимися секциями, за ним - чудились в мареве - ровные грядки, облупившиеся ограды, линялые розы на жестяных крестах, серый силуэт гипсового ангела-плакальщика.

Все это меркло, терялось, распадалось и снова плясало невыносимо.

Януш шагнул через забор, согнувшись, и зажимая живот обеими руками.

Сыро подалась под ногами еле заметная тропка Варварьинского кладбища.

Сомкнулись над головой старые вороньи деревья.

Каминский добрался до тлеющей кучи прошлогодних листьев, будто возражая кому-то, внятно сказал:

- Нет.

Скорчился ничком в тесном проходе между могилами.

На утреннем ветру остов проволочного венка царапал табличку с полустершимся именем:

“Степанида Мокеева. Девица. Житiя ей было 19 лет”…