Все кончено - [6]

Сын (напряженно, настойчиво). Я вас не понимаю!

Врач. Я только продолжаю свою прежнюю мысль… Всех нас влечет… (улыбаясь краешком рта)… источник, в котором мы погибаем. Внезапно я возлюбил своих палачей… не буквально, конечно, но мне захотелось прижаться к ним… обнять их, ибо мы ищем тепла и даже любви тех, кто говорит нам, что мы должны умереть, что подошел наш срок.

Любовница (после паузы). А я верю, что надо убивать. В НЕКОТОРЫХ случаях, НЕКОТОРЫХ людей.

Жена. Ну, КОНЕЧНО, была бы теория, за практикой дело не станет.

Друг (спокойно, но с отвращением). В это НЕЛЬЗЯ верить.

Жена. Разве? А ты забыл про свою жену?

Друг (потрясен ее словами, однако отвечает мягко). Как ты можешь? Я ее не убивал.

Жена. Всего лишь… развелся с ней. Ведь не мы ее прикончили… нашим поздним… летним союзом. Были и другие. Наше взаимное сострадание тогда у озера… это не оно отшвырнуло неуравновешенную женщину, которая еще могла печь хлеб и принимать гостей, во мрак животного состояния. Нет, дорогой, то, что мы спали друг с другом, так это теперь называется, было бы еще ничего. Развод. Боязнь ОДИНОЧЕСТВА. Так что не говори МНЕ, что ты не признаешь убийства. Ты его признаешь. И я тоже. (Показывает на Любовницу.) И она. И высказывает это прямо.

Сын (не двигаясь). Я ХОЧУ ПОГОВОРИТЬ С НИМ.

Друг (Жене. Тихо, но напряженно). Ты же сама говорила, что она сумасшедшая. Вы все это говорили.

Жена (рассеянно, словно во сне). Разве? Возможно, я хотела сказать, что она близка к сумасшествию. (Загадочная улыбка.) Возможно, как и все остальные. (Сыну.) Так поговори с ним. Можешь начинать каждую свою фразу словами: «В первый и последний раз». И он по крайней мере не будет возражать. Впрочем, я бы не советовала. (Сухо.) Расплачешься. Чувств у тебя так немного, что не стоит их растрачивать.

Сын (матери, сдерживая бессильный гнев). Но он умирает.

Жена (печально, успокаивая, объясняя). Я ЗНАЮ.

Друг (говорит негромко, словно про себя). Ее болезнь прогрессировала, я ведь спрашивал. Конечно, буйное состояние было временным. (Жене.) Я ее видел два месяца назад.

Любовница (заметив, что Жена не слушает). Да?

Друг (продолжает). Я вышел из клуба и как раз садился в машину, в эту минуту рядом остановилась другая, и кто-то сказал — спокойно так, с расстановкой: «Вот так встреча!» Я узнал этот голос, повернулся — за рулем сидела ее сестра, а рядом, на месте «смертников», как его называют, еще какая-то женщина. «Ну и ну!» — говорит она все так же с расстановкой, и я тут же, еще не поглядев, понял, что сзади сидит моя жена, моя бывшая жена, а женщина спереди — это санитарка или сиделка из больницы, только, конечно, не в халате. «Кого я вижу!» — говорит так весело, и на губах застыла улыбка, а глаза сумасшедшие, безумнее, чем у моей жены в самые худшие времена, хоть она и в здравом уме. Санитарка курила, это я помню. Конечно, я посмотрел и увидел ее на заднем сиденье с той стороны у окна, завернутую, словно в кокон, в мех, только шея торчит. И какая она была в нем маленькая! «Ты посмотри только, кто тут!» — сказала ее сестра. На этот раз она обращалась к НЕЙ, но голову повернула, чтобы видеть ее лицо и мое тоже. Стекла были опущены, и я оперся руками о подоконник — или как это называется в машинах? — и наклонился. «Здравствуй, — говорю, — как поживаешь?» Если бы она засмеялась мне в лицо, или завизжала, или набросилась на меня с кулаками, я бы совсем не удивился. Но она улыбнулась, погладила мех у своего лица тыльной стороной руки. Голос у нее был спокойный и удивительно раскованный. «У нас хорошо, — сказала она. — А у вас как?» Я не ответил. Я чувствовал на себе ее взгляд и взгляд сестры. Санитарка не оборачивалась, глядела прямо вперед и курила. А она продолжала: «Мне было бы так приятно тебе сказать: нагнись поближе, я хочу шепнуть тебе кое-что. Я бы обняла тебя за шею и сказала бы тихо: помоги мне. Или потерлась бы губами о твое ухо, как ты любишь, а потом впилась бы зубами и держала бы, а ты бы вырывался, обливаясь кровью». Это было сказано так… объективно и беззлобно. Я стоял не шелохнувшись. Однако санитарка, я помню, обернулась. «Но я не могу этого сделать, — сказала жена, как мне показалось, с печалью. — И знаешь почему?» «Нет, не знаю». — «Потому, — сказала она, — что у тебя из уха торчит мышиный хвост и задние лапки. Мышь, видно, глубоко уже вгрызлась». Я не пошевелился и не снял пальцев со стекла. Возможно, я искал какой-то ответ, но что тут можно ответить? Тогда ее сестра дала полный газ — она, должно быть, не выключала мотор. «Что ж, приятно было тебя повидать», — сказала она мне все с той же мрачной усмешкой, а глаза — такие же сумасшедшие. Выехала задним ходом, развернулась, переключила скорость и умчалась. А мне врезалось в память — не мышь, и не жена, и даже не я сам, — а как брякал о руль ее браслет, массивная золотая цепь с плоским диском, на котором выбито ее имя. Только одно — как брякала эта цепь, когда она переключала скорость.

Пауза.

Жена (она внимательно слушала почти все время). Что ж, прошу прощения.

Друг (спокойно, немного устало). Ничего.

Пауза.

Сын. Нет, знаешь ли, я вовсе не так беден чувствами, как ты думаешь.