Всё как есть - [15]

— Потому что шар ассоциируется с успехом, — безапелляционно заявил Славка, — в отличие от других геометрических фигур.

— По-моему, он ассоциируется с бильярдом или с боулингом, — возразила я. — А про «Шар удачи» будут думать, что это лотерея в прямом эфире. Знаешь, где шарики с номерами выскакивают.

— Да? — на минуту задумался Славка. — Может быть. Я же говорил, что ты умница. Отличная идея — сделаем лотерею! Рейтинг сразу обеспечен.

— А где ты возьмешь фонд для розыгрыша? — не сдавалась я.

— Будем разыгрывать подарки от спонсоров!

— Они об этом знают: я имею в виду — спонсоры? Они вообще существуют в природе?

Черт! Почему я обсуждаю с ним эту глупую программу? Разве я уже согласилась в ней участвовать?

У редактора Славы, по-видимому, не было в этом никаких сомнений.

Мама наконец подняла голову, но меня не увидела.

— Славка, все! Вот моя визитка, если что-то конкретное, звони.

Черепанов выхватил у меня визитку и сунул мне в руку свою. Может, забудет? Может, это у него импульсивно и он реагирует только на видимый раздражитель?

Верьте или не нет, но мне совсем не хотелось становиться ведущей глупой передачи. То, что она глупая, можно было понять не вникая. Ведущих для умных передач не ловят в коридорах возле туалета.

Мамин писатель встал и начал прощаться, и мама спохватилась, что меня нет уже полчаса. Тут я и появилась, отхватив новую порцию расспросов и комплиментов: такая молодая, а уже бизнесмен, надо же! По их мнению, бизнесмен — это лысый мужик с большим пузом, сидящий на мешках с долларами. Так в советских газетах изображали капиталистов. Было еще такое выражение: акула капитализма. Для акулы я действительно еще мала. Но на селедку или какую-нибудь шпроту капитализма вполне потяну.

Мы пошли к выходу, хохоча над шпротой капитализма. Главное, мама была в хорошем настроении. Хотя ничего радостного ее писатель ей не сообщил. Жаловался на жизнь, у мужиков их поколения это означает проявлять внимание к женщине.

— Он сказал, что он — рублевская жена, представляешь? — рассказывает мама. — Я спросила, что это значит, я же необразованная, сразу вспомнила Андрея Рублева. Он говорит: «Вы же знаете, на Рублевском шоссе — сплошь виллы олигархов. Поэтому их жен называют „рублевскими женами“. Я тоже там живу, только это дом не мой, а моей супруги. Так что я тоже рублевская жена».

— Ну, а ты что?

— А я пыталась его разубедить. Говорила, что он по крайней мере рублевский муж.

— А он?

— Говорил, что хрен редьки не слаще.

— Да, оптимист.

Оказывается, писатель не нажил никаких миллионов своими вкусными детективами, хотя их читают в каждом вагоне метро. Что-то он маме объяснял (когда успел?) про грабительский договор с издательством и недобросовестного литагента, но она почти ничего не поняла. А кулинарная программа — это просто для души. Но писательская жена — торговец антиквариатом (или правильно — торговка?), и она действительно богатый человек. Все-таки о жене он говорил преимущественно в мужском роде, значит — торговец. Писатель с торговцем живут на Рублевке в трехэтажном доме с позолоченным фонтаном. Нет, вы не поняли: фонтан внутри дома. Мама спросила: «Красиво?», и он ответил: «Чудовищно. Как в Петергофе. Представляете, вы приходите домой, а вас встречает петергофский фонтан».

В общем, эти разговоры на тему «Богатые тоже плачут» ее развеселили. Ну и слава богу.

Мы вышли на улицу. Падал тихий торжественный снег. Все было белым, коммунальщики еще не успели посыпать дороги своими зловредными порошками. За спиной сияла башня, как огромная карусель. Но ярче огней и снежинок сияли мамины глаза. Хорошо, что удалось ее вытащить на это телевидение. Может, теперь у нее начнется новая жизнь.

— Пойдем пройдемся, — сказала я маме. — Все равно машина далеко стоит. Давай руку. Когда я была маленькая, меня бабушка вечером выводила тебя встречать. И мы гуляли за ручку, «до того фонаря» и обратно. Из-под фонаря сыпался снег, автобусы проезжали, а тебя все не было. А потом ты появлялась…

— Вместе с папой, — подхватила мама. — Я ждала его у метро, чтобы вместе сесть в автобус. Почему-то страшно не любила приходить без него домой, хотя там были ты, бабушка, Саша. А мне все равно казалось пусто…

Черт бы побрал мои детские воспоминания!

Через несколько дней в магазин явились два очень серьезных человека. Смена была Нюшина, и моя вышколенная продавщица приветливо осведомилась, что интересует гостей.

Гости ответили лаконичным отрицательным жестом. Их ничего не интересовало. Они хотели поговорить с хозяйкой магазина.

Хозяйка в это время в духовной атмосфере вкушала пищу, пристроившись на табурете в кладовке. Нюша, памятуя Аленины строгие указания и мои робкие просьбы, отвлекать меня не посмела. Посетители молча стояли у прилавка и без всякого выражения рассматривали наши колокольчики, подвесочки, зверюшек и прочий товар. Непохоже, чтобы им что-то понравилось — ни пушистый цыпленок с хвостом как пучок петрушки, ни веселый гном в спадающих штанах. Улыбка ни разу не озарила бесстрастные лица, и Нюша тихо запаниковала, решив, что нас посетила либо налоговая инспекция, либо новая «крыша», вошедшая в контры со старой.