Всё к лучшему - [49]

Если же были родственники или близкие друзья, то они могли стать так называемыми гарантами. То есть людьми, которые добровольно опекают вновь прибывших, прикрывают первые расходы, дают кров и занимаются их обустройством. Вместо общины. Но таких почти не было.

Эмигранты старались скрыть родственников или близких, резонно не желая терять четырехмесячную помощь и опеку, плавно переходящую в государственную поддержку. Но на собеседовании в посольстве я добропорядочно указал Володю и Софу и их адрес в графе знакомых по Советскому Союзу. Не больше.

Собеседование в посольстве оставило у меня неизгладимое впечатление своей вежливостью и откровенностью. Ребята, которые там были до меня, рассказывали, что один из них работал в каком-то московском научно-исследовательском институте. И ему пришлось вспомнить не только имена сотрудников и структуру конторы, но даже нарисовать планы знакомых этажей и расположение отделов, вплоть до противопожарных щитков. Мне в этом смысле было проще.

Американец, сидящий в пышном, заставленном мебелью кабинете, один на один со мной, сначала вытащил какую-то папку, вроде бы мою, и стал задавать вопросы по анкете, одновременно перелистывая страницы и словно сверяя с написанным. Неожиданно ему позвонили и, бросив бумаги, он вышел из кабинета.

«Ну да, сейчас прямо бегом рвану смотреть свое «личное дело», – почему-то подумал я, проводив его взглядом и скользнув мимо большого, похожего на комод зеркала, придвинутого к стене за стулом. – А я только собрался попросить разрешения закурить. Теперь вообще не шевельнешься…».

Потом, много позже, уже прожив в Америке, я понял, почему меня, не спросив, вдруг направили в Филадельфию, а указанные там знакомые по бывшей жизни сами захотели столь благородно и недальновидно, как мне казалось, стать гарантами.

Все оказалось до обидного просто. Гарант, принимающий к себе эмигранта на четыре месяца, списывает значительную долю годовых налогов, которые он должен был платить государству. Причем списывает с солидной прибылью для себя. И за предоставленный кров, и за еду, и за постель, и за остальные нарисованные сколько угодно расходы. Содержать, кормить, одевать, возить почти полгода взрослого человека по житейским расценкам стоит недешево. Американская система гуманная, но прямолинейная, позволяет заработать живые ощутимые деньги даже на нищем.

То, что я сразу ухитрился вляпаться, стало очевидным буквально на следующий день после прилета.

Выяснилось, что никакой помощи от еврейской общины на первое время и на оплату съемного жилья мне, как имеющему добровольных опекунов, не положено. Разве что 20 долларов в неделю на так называемые транспортные расходы. Все мое содержание, от еды, крова и бытовых нужд, должны были взять на себя гаранты. И только через четыре месяца, если не найдется работа, как минимум появлялась возможность обратиться за поддержкой к государству.

Бутылка русской водки «Золотое кольцо», которую я мужественно провез для первого американского вечера через все таможни и страны, так и осталась на столе не открытой. Торжественного приема не было. Я был не гость, не товарищ, с которым давно не виделись, и даже не турист. Для этого надо приезжать из своей страны, чтобы потом туда же вернуться. «Бедный родственник» – это явление не для слабонервных и уже совсем другая история.

Утром в какой-то конторе после двухчасового ожидания в очереди я заполнил анкеты на получение социального номера, что давало право на работу и легализацию. Вернувшись в новый свой дом, я огляделся и ахнул с непривычки.

Это был уютный по-американски одноэтажный пригородный район для среднего класса. Белые домики с верандами, повсюду постриженная зеленая трава, сосенки, привыкшие к человеку белки и на всю округу почти полное безлюдье. Тишина и благодать.

Мои хозяева только недавно переехали в этот район, принципиально подальше от кварталов, где поселились эмигранты из Советского Союза. В то время в Филадельфии жили почти шесть тысяч «бывших». Но Софа с Володей не оставили среди них ни друзей, ни даже хороших знакомых. Они их презирали за суетливость и провинциальность и были нацелены на то, чтобы как можно скорее стать настоящими американцами. Американцев, правда, они тоже презирали, за наивность и доверчивость, но хотя бы уважали.

Софа уже закончила колледж. Пока она училась, Володя обеспечивал семью. Переучиваться ему никак не получалось – не было времени и денег, поэтому они решили вырваться из русского района и переселиться туда, где живут настоящие янки. А это требовало и соответствующей платы за дом, и приемлемой району новой машины, и еще много чего, за что надо платить.

В кармане у меня терлась чертова дюжина долларов. Два из привезенных в Америку шестнадцати я отдал утром Володе в обмен на пару пачек сигарет и еще один – за потерянную в дороге расческу. В углу стояла сумка с подаренными еврейской общиной подержанными рубашками, майками и даже посудой. Только куда это все и на кого, по размеру?

Мне выделили ложку, чашку и полотенце. Вместо мочалки Софа отрезала от старого автомобильного сидения кусок губки, которая оказалась с какой-то пропиткой. Первое американское утро после душа обернулось чем-то липким и долго несмываемым.