Всё имеет свою цену - [2]

Как бы там ни было, но надеждам принимающей стороны на проведение политических консультаций не суждено было сбыться, поскольку и в вертолете канцлер сосредоточилась всецело на ученом. Она позаботилась о том, чтобы ему досталось соседнее с ней место, и вскоре, когда винтокрылая машина устремилась вглубь материковых льдов, они уже были увлечены научной беседой, смысл которой министр со своим школьным немецким едва улавливала. Сама она ощущала себя уставшей, и чтобы не уснуть, ей приходилось время от времени пощипывать себя за руку. Картина за бортом была в высшей степени однообразная – сплошные скучные льды, – и сидевший рядом с ней чиновник уже несколько минут как сладко спал. Время от времени он негромко всхрапывал – министр даже хотела было его растолкать, однако передумала, достала из сумки журнал и без особого энтузиазма принялась его перелистывать, пока и сама через несколько минут не задремала.

Последовавшее примерно час спустя пробуждение было внезапным и в высшей степени необычным. Гляциолог, отчаянно жестикулируя, кричал нечто неразборчивое. Канцлер приподнялась со своего кресла и указывала на какой-то объект за окном; чуть погодя она решительно потребовала, чтобы вертолет развернулся. Пилот, помедлив мгновение, безропотно подчинился.

Глава 1

Главный инспектор уголовной полиции Конрад Симонсен, прищурившись, взглянул на стоящее над сплошной линией горизонта низкое полярное солнце. Там, на краю света, где небо сливалось со льдами, весь мир был окрашен в нежные пастельные тона зеленых и голубых оттенков, как будто сама природа хотела дать понять, что где-то далеко-далеко отсюда есть места гораздо красивее и привлекательнее. Спокойно окончить там свои дни – что могло бы быть лучше?! Но быть жестоко убитым посреди такого великолепия – это казалось неверным, неправильным, попросту говоря, не укладывалось в голове! Он пытался гнать от себя подобные мысли. Действительно, что за глупость! Как будто для нее это теперь имеет какое-то значение. На некоторое время инспектор погрузился в созерцание длинной тени на льду, которую отбрасывала его собственная фигура, затем даже попробовал, вытянувшись в струнку, добраться тенью до крохотных расщелин на ледяном панцире и делал это до тех пор, пока не устали и не затекли руки. Затем он снова покосился на затянутое дымкой солнце, от которого, казалось, исходил не столько свет, сколько холод, и недовольно поморщился. Солнце должно всходить и заходить, а не монотонно перекатываться по дуге с одного края неба на другой, соединяя ночь и день в единое целое. Тщетно пытаясь стряхнуть с себя навалившуюся как-то разом усталость, Симонсен пошире распахнул глаза и подставил лицо ветру. За последние сутки он спал в общей сложности не более трех часов, и ему казалось невероятным, что наступил уже новый день. Прикрыв лицо руками, он несколько мгновений наслаждался темнотой. Интересно, думала ли она напоследок о весенних цветах, о луне, ослепительно-белом песке пляжей или же вспоминала костры в канун Дня святого Ханса? [2] Едва ли. Все же было нечто оскорбительное, уничижительное в том, что ей пришлось умереть здесь, где нет ничего, где окружающая тебя пустота кажется огромной, бесконечной, где не место ни одному живому существу. Как бы там ни было, но, по сути, тот, кто совершил это убийство, можно сказать, надругался над своей жертвой вдвойне.

Главный инспектор посмотрел на часы и констатировал, что уже половина восьмого по датскому времени. Сколько это будет по гренландскому [3], он так сразу сказать не мог. Подавив зевок, Симонсен подумал, что сегодня вымотался больше обычного. Утром он забыл выпить свои таблетки, или точнее – ведь врать самому себе бессмысленно – снова забыл выпить свои таблетки, и теперь чувствовал, что последствия этого сказываются. Отчаянно хотелось нарушить данный себе зарок и покурить: казалось, будто одна-единственная сигарета – а то и всего лишь половина ее – способна разом прогнать всю накопившуюся усталость. Инспектор машинально похлопал себя по груди – убедился в наличии пачки во внутреннем кармане, – однако затем решил проявить стойкость и на пару минут отсрочить задуманное нарушение режима, чтобы потом был хоть какой-то повод для гордости. Год назад – или, может, уже два? – у него обнаружили диабет. Данное заболевание в сочетании с ежедневной нервотрепкой, сопутствовавшей его профессии, заставили Симонсена кардинально изменить – или, по крайней мере, постараться изменить – привычный образ жизни.

Ощущая какое-то неясное беспокойство, он снова бросил взгляд на наручные часы. Результат ничем не отличался от прежнего, и чувство тревоги не улеглось. Повернувшись к соседу, он спросил:

– Ты не знаешь, сколько сейчас может быть времени?

Бросив быстрый взгляд на солнце, гренландец-полицейский лаконично ответил:

– Три с лишним.

Немногословность местного коллеги отнюдь не скрашивала время ожидания. Звали гренландца Тронд Эгеде – вот, пожалуй, и все, что Конраду Симонсену было известно о местном сотруднике. Главный инспектор уже всерьез подумывал о том, чтобы вернуться в самолет и попытаться хоть немного поспать, пока техники-эксперты занимаются своей работой. Жесткое и неудобное кресло, которое он проклинал всю дорогу сюда из Нуука