Все дороги ведут в загс - [63]

— Полагаю, не имели возможности.

— Я бы эту возможность создала. Пришла к Свете в гости, незаметно подлила яду в Вовочкино лекарство от язвы. Кого бы вы заподозрили? Разумеется, Свету. Если б меня припекало, я бы быстро добилась своего, и первая неудача меня б не остановила.

— Предположим. Тогда почему вы взяли вчера отгул?

— У меня болела голова.

— А о чем она у вас болела?

Надежда Юрьевна засмеялась.

— Приятно беседовать с умным человеком и при этом не притворяться. Хотя притворяться так, что умный человек будет ходить у тебя на поводу, тоже весьма приятно. Ладно, буду с вами откровенна. Только предупреждаю — ничего, кроме проблем, это вам не даст. У меня болела голова о Юрском. Может, лучше ограничиться этим и мирно разойтись? Вы не будете трогать меня, а я вас.

— Загадочно, — весело ответил майор. — Не очень понимаю, как вы меня намерены трогать.

— Я неудачно выразилась, — поспешно добавила Павлова. — Вы мне очень симпатичны, и я не хочу доставлять вам неприятности, подталкивая к конфликтам с таким влиятельным человеком, как Юрский. Но, разумеется, если речь пойдет о моей свободе, я не посчитаюсь ни с чем.

— Вообще-то я уже достаточно взрослый мальчик и способен позаботиться о себе сам, Надежда Юрьевна, — улыбнулся Алферов. — А ваша задача проста — говорить правду.

— Хорошо. В субботу, когда Игорю стало плохо, я, как и все, была в панике и не понимала, что произошло. Потом всплыл болиголов, и стало ясно, что это отравление. Врагов у Игоря не было, и я терялась в догадках. Когда выяснилось, что убить хотели Юрского, все вроде бы встало на свои места — Юрский умеет наживать врагов. Но следственный эксперимент снова поставил меня в тупик. Вы выясняли у нас, кто задернул шторы. Я вспомнила, кто.

Майор замер. Леночка Бальбух уверяла, что это сделала Света. Вот и проверим собеседницу на честность!

— Шторы задернула Света, но подтолкнул ее к этому Юрский.

— Что значит — подтолкнул?

— Бытует мнение, что сочетание искусственного и естественного света вредно для глаз. Юрские помешаны на здоровье, оба. Он буркнул Свете, что у него болят глаза, и она поспешила задернуть шторы. Зная Свету, можно было не сомневаться в ее реакции. Хотя добавлю — впрямую он о шторах не упомянул.

— И это единственная причина вашей головной боли?

— Нет, не единственная. Вы задавали второй вопрос — кто после пения при свечах первым сел за стол. Это был Юрский. Так получилось, что я обратила на него внимание. Я бы его не заметила, но он сделал странную вещь. Вскочил, как ужаленный, и пересел. Это было, пока мы пели.

— Пересел со своего места на место Майи? — уточнил Алферов. — По правую руку от него сидел Карпов, по левую Майя. В итоге Юрский оказался на месте Майи, а Карпов поэтому — на его месте. Так?

— Не совсем, — ехидно возразила Павлова. — Я потому и заметила, что Юрский сдвинулся сразу на два стула.

— На два? Вы уверены? Тогда как же Карпов оказался на его месте?

— Мне тоже это было непонятно. Я не могла успокоиться, пока не пойму, так уж я устроена. Я взяла пол-отгула и принялась думать. Юрский действительно сдвинулся на два места, причем совсем не в том направлении. Закрыв глаза и вспоминая, я четко это вижу.

— Не в том? Вы хотите сказать, не по часовой стрелке, а против?

— Вот именно. Стол круглый, и я не могу ничего утверждать с уверенностью, но получается так. Я увидела, как Юрский в ужасе вскочил с места Игоря и пересел на место Майи, пропустив свое. Что вы на это скажете?

— Если бы он остался на месте Карпова, яд выпила бы Майя, — моментально среагировал майор.

— Да, она. А ни один мужчина, даже Юрский, не сохранит спокойствия при мысли, что чуть было ни уничтожил столь восхитительный образчик женственности. Предположим (я подчеркиваю, предположим), Юрский хотел убить Игоря, сделав вид, что покушались на него самого. Подлив в свою стопку яд, он помнил, что должен сесть не на свое место, а на соседнее, но в волнении перепутал направление. Сдвинулся не налево, а направо. Потом сообразил и быстро исправил ошибку. Впрочем, это мои фантазии, тем более, у Юрского начисто отсутствует мотив. Обвинять его я не собираюсь, да мне и не в чем. Потер усталые глазки да в темноте перепутал стул — это не те обвинения, которые можно предъявить лицу подобного ранга. Вы у меня спросили, о чем у меня болела голова, я ответила. Все.

— И что вы сделали, поняв правду?

— О правде речь не идет, Александр Владимирович, и ссылаться на меня в данном вопросе бесполезно. Я, бедная бестолковая женщина, запуталась в своих воспоминаниях и потратила утро на то, чтобы навести в них порядок, а потом поехала на работу. Брать целый отгул по столь ничтожному поводу — недопустимая роскошь.

— А с работы позвонили Юрскому. Вы хотели во всем удостовериться?

— Если и хотела, то, услышав про смерть Славика и арест Светы, передумала. В конце концов, у Светы есть и возможность, и мотив, а против Юрского только мои фантазии. Я не собираюсь бросаться под паровой каток и не думаю, что это собираетесь делать вы. Вы для этого слишком умны.

— Боюсь, — усмехнулся майор, — я выгляжу умнее, чем на самом деле. Я правильно понял, что ради спасения Светы (а точнее, ради справедливости) вы не намерены рисковать, обвиняя Юрского?