Все дни прощания - [28]

— Не знаю, не думал.

— И не думай, — махнул он рукой. — Но ты запомнишь эти слова, правда? А может случиться, что эти мои слова в точности повторишь кому-нибудь другому.

— Барахло, — сказал Студент и пнул ногой тумбу, на которой стоял магнитофон. — Будешь глупости записывать, я шарманку к себе заберу.

— Бери, — сказал Леша. — Затащи на свой комбинат и пиши, как там коровы ревут и свиньи хрюкают.

— Ну, азиаты, ну, скифы! — не выдержал Спартак. — Ты видел когда-нибудь такую орду? — спросил он у меня.

Что я мог ответить? Я ничего не понимал в их отношениях. Но все-таки понял, что хозяин магнитофона не только Леша.

— Тебе тут нравится? — снова спросил у меня Спартак.

— Да.

Он улыбнулся и неожиданно сказал:

— Все, дружок, теперь дуй на все четыре стороны.

Но мне не хотелось уходить. В голове было легко и пусто. Я освобождался от каких-то обязанностей. Теперь мне казалось, что я подчинялся только себе и никому другому.

— Можно, я просто так побуду?

— Что значит — просто так?

— Без музыки. Посижу тут с вами, а потом пойду.

Ребята переглянулись. Спартак встал с дивана, подошел ко мне, потрепал по волосам.

— Что же, побудь с нами просто так.

Потом я сидел на диване, держал в руке стакан с кислым, как уксус, вином и, быстро пьянея, думал о том, что это хорошо, когда у тебя есть настоящие друзья и когда ты впервые в жизни ни от кого не зависишь и никому не подчинен.

Леша нарезал копченую колбасу и складывал куски в одну кучу. К ней тянулись наши руки, а он все нарезал, нарезал.

Спартак засмеялся:

— Мышка-норушка пригласила на день рождения своих родственников — съели слона!

— На что намекаешь? — простодушно спросил Леша. — Ты не намекай, а лучше скажи, что такое жлоб? Часто слышу, а не знаю, вот объясни.

— И самому нетрудно догадаться: жлоб — это такой двуногий безрогий, который яблоко ест сам, а огрызок отдает собаке.

«Что за чудесный парень этот Спартак! И Леша. И даже Студент. И какие все остальные дети. И Степка ребенок, и Ритка Лапина, и Грета Горностаева со своим Мишкой — все, все дети… глупые дети, и ничего больше. И мне их всех жалко. Я жалею всех и веселюсь, и правильно делаю!.. Жалею и веселюсь!..»

Поздно вечером я позвонил Степке — тот раскричался в трубку, что со мной, куда я исчез, стал говорить, будто отец мой чуть в обморок не свалился, когда узнал, что я дал деру через окно. Я «веселым» голосом успокаивал друга, обещал днями к нему заглянуть и, чтобы не слышать Степкиных вопросов, повесил трубку.

Было весело. Сейчас мне было весело как никогда!..

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

Через несколько дней, разглядывая себя в зеркале, я увидел, что лицо мое совершенно очистилось от синяков и ссадин. С носа я сковырнул корку, и под ней оказалось лишь беловатое пятнышко, почти незаметное.

— Держи лицо на солнце, и все пройдет, — посоветовал Спартак.

С этими ребятами я прожил пять дней.

Мы ездили за город купаться и загорать. Играли там со знакомыми девушками Спартака в волейбол. Пили пиво в летнем кафе и закусывали бутербродами с колбасой и сыром. И хохотали, хохотали — иногда вроде и не смешно было, а все равно смеешься так, будто перед тобой выступают сразу три Олега Попова.

Я хорошо узнал своих новых друзей.

Маленький коренастый Леша отлично играл на гитаре и пел. Все песни он исполнял будто для себя, не повышая голоса, не стараясь обязательно вытянуть ноту так, как это делает артист. Иногда ему не хватало голоса, и он шевелил губами, пропуская несколько тактов. А потом снова продолжал, и выходило у него убедительно и просто. Леша не пел песни, а напевал их.

Кроме того, он любил книги. Но читал невнимательно, выбирая только интересные места. Где было только про войну, про погони и про любовь. Однажды на пляже он загнул страницу и пошел купаться. Мы со Спартаком открыли книгу в том месте, где он читал, отогнули страницу, отлистали страниц двадцать назад и загнули там, где он уже прочитал.

Он пришел, развалился на песке и стал читать с того места, где мы ему загнули страницу. Мы со Спартаком расхохотались, а он посмотрел на нас, похлопал ресницами, ничего не понимая, и уткнулся в книгу.

Однажды я у него спросил, почему он живет один?

— А с кем я должен жить? — ответил он вопросом на вопрос.

— С родителями, как все.

— Где их возьмешь? Отца своего я не видел и не знаю. Говорят, неплохой мужик был, на заводе механиком вкалывал. В колхоз на картошку поехал, там самогоном отравился. А мать в магазине работала, какие-то продукты не уберегла — посадили на два года за халатное отношение. Скоро должна вернуться. Пишет, что к Новому году уже дома будет. Может, и дождусь, если осенью в армию не загребут… С ней хорошо было, она добрая.

— Скучаешь без нее?

— К матери такое слово не подходит… Наша родня не очень-то знается с нами. Все в одиночку живут. Не то чтобы помогать, но даже в гости друг к дружке не ходят. Может, время наступило такое, что люди перестали признавать родство… Вернусь из армии, на работу интересную устроюсь, женюсь на хорошей девчонке, пусть сына родит — вот и вся моя родня. Захочет матерь — пускай живет с нами, ей одной с ее слабым характером не выжить. Не захочет — как знает, уговаривать не стану. Сам, может, ничего особенного не сделаю, а сына постараюсь воспитать. Он у меня институт кончит. А может, и мастером спорта станет!..