Всё, что от тебя осталось - [40]

Я проснулся в своей комнате. На часах было три тридцать. На мне было три одеяла и пуховая куртка. Мама сидела в ногах и говорила с неотложкой. Когда она пришла проверить, не уснул ли я опять с наушниками, она дотронулась до моей руки. Тут же поняв, что я холоднее льда, она принялась будить меня. Не дождавшись реакции, мать накидала на меня все, что только можно, и позвонила в скорую. Они уже выезжали ко мне, когда я наконец очнулся.

В тот же день я поехал в церковь. В церковной лавке нашел книжечку с молитвами за упокой. Увидев мой озадаченный вид, служитель спросил, все ли у меня в порядке. Не в моих правилах исповедоваться, но отчего-то я рассказал ему свой сон.

– Это было чистилище! Ваша подруга просит от вас помощи. Читайте вот эту молитву два раза в день при церковной свече.

Ну как бы все понятно, что непонятного-то. Только ведь вчера было сорок дней, как Галя погибла. И я видел ее снова где-то посредине сна и бодрствования, когда ты еще слышишь щебечущих птиц, и тут она садится ко мне на кровать. Я помню яркое солнце в комнате, и занавеска колышется на ветру, хоть вчера весь день шел дождь. Галя сидит в этих ослепительных лучах и сама светится золотом. У нее все те же роскошные длинные волосы. Она в своих любимых рваных джинсах и в моей рубашке навыпуск. Она берет мою руку и улыбается. Ее губы не шевелятся, но в голове я слышу ее «спасибо»!

Кстати, эту рубашку я так и не нашел. Искал сегодня днем у себя, потом подъехал к ней и поискал там. Ее нигде нет.

– Ты считаешь, что вот эти молитвы в церковных книжечках помогли Гале пройти чистилище, а не твоя любовь? – недоверчиво спросил я.

– Не знаю, бро. Но это все как-то работает. Все эти цифры: девять дней и сорок после смерти – они совершенно реальны.

– Ну не знаю… – протянул я.

Пройдя все это там, за гранью, я наконец нашел какое-то приемлемое моему духу понимание бога и методов общения с ним. Теперь же Толя своими рассказами опять объединял религию с ритуальностью и символикой. Я отрицал этот средневековый подход.

– Чувак! – вдруг воскликнул он. – А что, если молитва – это тоже заклинание? Ругательства – заклинания на вызов нечисти из ада, а молитва загоняет их обратно. Типа магии, что ли?!

– Ну не знаю, Толь. Ты же отличный историк, сам подумай, когда и кто писал Библию? На каком языке? Возможно, тот самый первый текст имел силу, подобную заклинанию. Но то, что пишут сейчас от себя священники, вряд ли может давать что-то, кроме ложных надежд.

– Чем лучше знаешь историю, тем больше вопросов она оставляет о возникновении христианства. Почему именно один Бог? Чем им мешало множество? Почему именно одна вера? Кому какая разница была, в кого верят соседи. Дело все в направленной энергии. Чем больше людей верят, тем сильнее становится объект веры. Он начинает жить своей жизнью и превращается в магию.

Я не нашел что ответить и просто развел руками.

– Как думаешь, где Женя сейчас? – внезапно спросил Толик.

Это была моя больная тема, моя мозоль, и Толик наступил на нее.

– Послушай, – не выдержал я, – ты ничего больше не помнишь из своего сна? Туман, ты идешь по дороге… Может, кто-то вышел из машины и сказал тебе что-то?

– Нет, чувак, ничего такого не помню, а что?

– Я тебе что-то расскажу сейчас, но ты не подумай ничего личного. Пока я был в коме, там, в моих видениях, в тумане Женя вышла из машины за тобой! Она призналась тебе в любви и, услышав отказ, убежала в лес. Ты первый слышишь это и, надеюсь, последний.

– Антон, Женя призналась мне в любви еще на первом курсе института. Она стрясла с меня обещание, что я никому не расскажу о ее чувствах, но я, в общем-то, и не собирался до этого момента.

Мне стало нехорошо. Кровь прилила к щекам, и сердце забилось тяжелее.

«Она все это время любила его», – стучало в голове.

– Послушай, бро, – вдруг оживился Толя, – если Женя до сих пор неровно ко мне дышит, я бы мог пойти туда и вывести ее из того леса. Путь ты рассказал, молитвы я выучу по совету твоего деда. А?

– Нет, – отрезал я, – ты даже не представляешь, что это за место!

Понятно, что он шел туда не из-за Жени. Толя преследовал свои личные цели.

– И что если ты не сможешь вернуться?

– Вернуться откуда? – включилась в разговор вошедшая в комнату тетя Маша.

Толя вскочил со стула:

– Давай, поправляйся! Увидимся в институте.

– Я бросаю институт.

– Ничего себе новости, почему? – замер он в дверях.

– Я никогда не мечтал стать юристом.

– И кем ты мечтал стать?

– Астрофизиком!

– Это круто, чувак!

– Интересный у тебя друг, – заметила тетя Маша, когда Толя удалился.

– Да уж. В него уже три года влюблена моя девушка! – не выдержал я.

Моя тетя могла бы удивиться этой новости из приличия, но не посчитала нужным.

– Тебе полегче?

– В каком-то смысле легче, но в каком-то сложнее. Я совсем запутался, теть Маш!

– В чем дело? Ты можешь рассказывать мне совершенно все.

– Как мне теперь жить с этим? Я могу снова впасть в кому, умереть, в конце концов, и никогда не узнаю об этом! Я буду продолжать свой путь и сходить с ума от увиденного тогда, когда это будет уже другая форма существования – бестелесная. И что, если я, к примеру, решу помыть окно. Я оступлюсь на парапете и с облегчением вздохну, забираясь обратно в комнату, когда мой труп останется лежать там, на асфальте, в луже крови?!