Все, что могли - [18]

Шрифт
Интервал

А Серега, легонько похлопывая ременными вожжами по сытым крупам коней, чмокал губами, для порядка, как заправский возница, покрикивал: «Но, шевелись!» Из-за спины у него торчал ствол винтовки. Капитан Ильин запретил выходить за ворота комендатуры без оружия.

Боец прошлого осеннего призыва, Шустов сразу приглянулся Кудрявцеву. Если у парня выдавалась свободная минута, он шел на конюшню, помогал дневальному убираться, чинил и чистил упряжь, хотя его об этом никто не просил. Старался молодой боец и на занятиях по боевой подготовке, и скоро на комендатуре стал одним из лучших стрелков. Кудрявцев про себя решил: более надежного коновода Ильину не сыскать. Вот капитан вернется с границы, и он расскажет ему о Шустове, попросит назначить его взамен себя.

Делянку они нашли сразу. Кудрявцев бывал уже тут со старшиной, запомнил два одинаковых дуба по обе стороны от дороги.

— Лошадей отправим пастись, — Шустов натянул вожжи, соскочил с повозки. — Я распрягу.

— Погоди распрягать, сначала давай опушку очистим от травы. Здесь будет наш стан, — Кудрявцев взял косу, тронул ее бруском.

— Темно же еще…

— А звезды на что. Гляди, как светят, чес-слово.

Над лужайкой от павшей росы поднималась испарина. Было необычайно тихо, только неподалеку попискивала одинокая птаха.

— Ох, и раззадорился я. Знал бы ты, Серега, как стосковались руки по такой работе, — воскликнул Кудрявцев, и коса мягко вошла в траву.

Пока они обкашивали опушку, начало светать. Шустов пошел к лошадям, пора было навивать возок.

Услышал, как где-то грохнуло, донесся частый перестук, будто за глухой стенкой забивали гвозди.

— Ваня! — побежал он к Кудрявцеву. — Погоди косой махать, послушай.

— Кажись, в нашем городке, в комендатуре, — Кудрявцев весь напрягся, лицо будто окаменело. — Похоже, пальба. Беда, Серега.

Он бросил косу на травяной валок, вскочил в повозку. Крутанул вожжами, свистнул, лошади сорвались в галоп.

— Может, начштаба учения затеял, боеготовность проверяет, — кричал ему в ухо Шустов.

— Эва, да разве старшина начал бы сенокос, — возразил Кудрявцев. — Сними-ка винтовку из-за спины.

В небе возник рокот. Задрав голову, Кудрявцев глядел на плывущие огоньки. С запада на восток летели самолеты. Много самолетов. Гул прокатился и затих вдали, а в той стороне, где проходила граница, загромыхало, горизонт озарился вспышками.

— Что это? — озирался Шустов, но вокруг все оставалось по-прежнему: в задумчивости стояли деревья, над землей висела легкая кисея тумана. — Ты почему молчишь, Ваня?

— Не знаю, что сказать, чес-слово.

Видимо, произошло самое худшее из того, о чем не раз говорил с ним в поездках по границе капитан Ильин. И самолеты в небе, и стрельба в комендатуре, и канонада на границе — все одно и то же.

— Война это, Серега. Надо скорее мчать в комендатуру, помогать товарищам отбивать врага.

Невдалеке от комендатуры резко осадил лошадей, чуть не смял какую-то женщину.

— Ой, хлопци, не ездийте туда. Там ваших усих поубывалы. Тикайте, — голосила она.

— Поубивали наших? Что вы такое говорите? — соскочил с повозки Кудрявцев.

— Та нимци ж… И з ними пан Богаець, сын помещицький. Як бешеные собаки, — она вытирала глаза уголком платка.

Больше от нее бойцы ничего не могли добиться. Женщина одно твердила: «Тикайте, хлопци, або потеряете головы».

— Что будем делать, Ваня? — у Шустова рвался голос, лицо вытянулось и побледнело.

— Пока не знаю, в кустах отсиживаться не станем.

Заметив растерянность товарища, он неожиданно почувствовал себя сильнее, обрел уверенность. Так и должно быть, он старше, осенью ему домой ехать, а Шустов лишь начал службу. Кудрявцев еще надеялся, что события не столь трагичны. У страха глаза велики. Только не соваться очертя голову.

— Загоняй повозку в лес, где поглуше. Надевай лошадям торбы с овсом и жди меня, — в голосе Кудрявцева зазвучала строгость, пусть у Сереги и тени сомнения не возникнет, будто все пропало. — Я разведаю, что к чему.

— Может, вместе пойдем, вдвоем-то куда сподручнее.

По взгляду Шустова Кудрявцев почувствовал, как неуютно ему, муторно и не хочется оставаться одному.

А если Кудрявцеву не суждено вернуться? Что станется с парнем, куда он прислонится? Но жалость только на миг коснулась его сердца.

— Ништо, брат, я возвернусь. Запалы в гранаты вставь. Будь на взводе. Коней береги, они нам еще пригодятся.

Взяв винтовку, Кудрявцев направился к комендатуре. Обогнул пруд, без помех дошел до рощи, взобрался на дерево. Перед ним, как на ладони, оказался двор комендатуры. Там сновали немецкие солдаты в серых мундирах — через границу он видел их много раз. Над крышей вместо красного флага моталось полотнище со свастикой. «Чисто паук нарисован», — сплюнул он.

В доме, где жили семьи командиров, двери были настежь распахнуты, из них выходили незнакомые люди. «Наших не видать. Неужели женщина сказала правду?» — снова подумал он и хотел было спускаться, как на дороге показалось несколько мотоциклов и легковых машин. Они подкатили к крыльцу комендатуры. Из них вышли военные в высоких фуражках. Сверкнули погоны, кресты.

«А как же… где все наши?» — у Кудрявцева будто голова пошла кругом.


Рекомендуем почитать
Расскажи мне про Данко

Как клятва сегодня звучат слова: «Никто не забыт, ничто не забыто».«Расскажи мне про Данко» — это еще одна книга, рассказывающая о беспримерном подвиге людей, отстоявших нашу Родину, наш Сталинград в годы Великой Отечественной войны.


С «Лейкой» и блокнотом

Книга – память о фотокорреспондентах газ. «Правда» Михаиле Михайловиче и Марии Ивановне Калашниковых. Михаил Михайлович – профессиональный фотокорреспондент, автор снимков важных политических событий 1930-х годов. В годы Великой Отечественной войны выполнял оперативные задания редакции сначала на Западном, затем на других фронтах. В книге собраны архивные фотоматериалы, воспоминания и письма. В тексте книги приведен по датам перечень всех фотографий, сделанных и опубликованных в «Правде» в военное время (фронт, работа для фронта в тылу, съемки в Кремле)


Битва за Ориент

В марте 2011 года началась беспрецедентная по своей циничности и наглости вооружённая агрессия западных стран во главе с Соединёнными Штатами против Ливии, которая велась под предлогом защиты мирного населения от «тирана» Каддафи. Авиация НАТО в течение девяти месяцев на глазах у всего мира выжигала ракетами и бомбами территорию суверенного государства. Военной операции в Джамахирии сопутствовала ожесточённая кампания в западных СМИ по «промыванию мозгов» населения не только арабских стран, но и всего мира, подкуп и политический шантаж.


До последнего мига

«Я должен был защищать Отечество…» Эти слова вполне мог сказать лейтенант Игорь Каретников — один из участников обороны окружённого кольцом блокады Ленинграда. Мог их произнести и прапорщик Батманов, не деливший дела на «пограничные» и «непограничные», без раздумий вставший на пути опасных негодяев, для которых слова «Родина», «Отечество» — пустой звук… Героические судьбы российских офицеров в произведениях признанного мастера отечественной остросюжетной прозы!


Рейс к дому

До прилета санитарного борта несколько часов, а раненых ребят нужно отвлечь от боли и слабости, чтобы они дождались рейса домой. И медсестра Лена берет в руки гитару…


Живите вечно

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.