Всадники - [54]

Урос открыл глаза.

— Где юрта?

— О какой юрте ты говоришь? — удивился Мокки.

— От которой идет дым, дурак! — ответил Урос.

— Дым… — повторил Мокки недоверчиво. — Какой дым? Ты бредишь…

Но в этот же момент, он почувствовал его тоже — запах кипящего бараньего жира и горящего дерева. Мокки дернул Джехола за уздечку.

— Торопись!.. — крикнул ему Урос. — Быстрее!

Перед его глазами вставали картины, одна прекраснее другой. Большой костер после ледяной и безлюдной ночи. Поблескивающий медный самовар… стена… защищающая от непогоды крыша… на полу ковры, разноцветные одеяла и подушки…. чапаны и плетки… и спокойные, дружелюбные лица, которым можно доверять… Он видел перед собой картину степной юрты, в которой рос ребенком. Юрту из камыша и войлока, под круглой заостренной крышей. В своем лихорадочном видении он почти не различал места и времени, и казалось ему, что не он направляет Джехола к юрте, а его самого ведут к ней, держа за руку, как когда-то вела мать.

— Мы пришли! — закричал Мокки. — Пришли!

Урос открыл глаза, закрыл их опять, а затем открыл снова. Напрасно.

Прекрасная картина исчезла, колдовская мечта разрушилась. Вместо нее осталась реальность: жалкий очаг, и натянутая на толстые ветки грязная, коричневая материя, которая создавала иллюзию палатки. Дополняли картину несколько нищих, оборванных фигур.

Высокий, худой мужчина и его невероятно толстая жена, подошли к ним и низко поклонились.

— Добро пожаловать! Какая честь для нашей палатки, что вы решили остановится здесь.

Их униженное поведение и голоса вызвали у Уроса отвращение. Нет, не благородных всадников степей встретил он, а людей еще более отвратительных, чем даже джаты.

Это были низкие кочевники-бродяги, которые жили за счет воровства и попрошайничества, или же нанимались за несколько афгани на работу к крестьянам или беям, — и исчезали через пару недель. Но причиной такого презрения к ним была не бедность, — нет: того, кто и в бедности сохраняет достоинство, люди уважают. Но у этих людей постоянный страх перед нищетой разрушил всякую добродетель. Не было никакой низости, на которую они бы не пошли, лишь заплати им звонкой монетой. Толстуха и ее муж, который своими длинными конечностями напоминал паука, уставились на Джехола. И чем более они понимали, на какой великолепной лошади сидит Урос, тем сильнее сгибались их спины.

— Окажи нам честь, о благородный всадник! Самгулу, хозяину этого дома, и мне Ульчан, его жене, проведи эту ночь под нашей крышей! — воскликнула женщина, и голос ее дрожал от нетерпения и жадности до денег.

Ее муж, добавил тихо, почти неслышно:

— Ульчан говорит верно.

Супружеская пара кочевников взяла Джехола за уздечку и повела его к своей палатке. Возле нее собралась большая толпа — мужчины, женщины и дети — все бросились к ним, пытаясь оказать им достойный прием. Одни кланялись им до земли, другие падали перед ними на колени, в то время как другие целовали руки Уроса и его сапоги.

— Назад… уйдите прочь… сядьте вон там! — закричала на них Ульчан.

И все они тут же торопливо исчезли в палатке, где расселись рядами на земле.

Урос рассматривал их. Не грязное, перепачканное жиром, тряпье, не их возраст и не их уродство отвращало его, но их лебезение перед всеми, их хитрость, лживость, продажность и бесчестность. Даже в милых улыбках детей сквозило притворство.

«Похоже, они тут прямо такими и рождаются. Сразу готовыми на любую подлость» — подумал Урос.

В палатке, сквозь щели которой проникал холодный ночной ветер, на покрытой рванью земле, сидели четверо стариков и пятеро молодых женщин, которые смотрели на Уроса умоляющими, униженными взглядами.

«Рабские души», — отвернулся Урос и вспомнил о своем видении… юрта… степные наездники… И ему стало так плохо, что сознание вновь начало покидать его.

— Господин, господин, — затараторила Ульчан. — Обопритесь о мое плечо, чтобы сойти с лошади. Присоединяйтесь к нам.

Ее льстивый голос так взбесил Уроса, словно она говорила что-то оскорбительное. Он глянул на ее густо накрашенное лицо и подведенные сурьмой глаза, и отвращение, которое поднялось в нем, дало ему силы твердо ответить:

— Я буду спать снаружи. Мой саис обо всем позаботится, а вам хорошо заплатят.

Он объехал вокруг палатки и встал позади нее, возле наспех сооруженного загона, где стояла пара ослов. Появился Мокки, держа в руке факел из соломы, пропитанной бараньим жиром. Его слабый свет отбрасывал блики на глыбы камней вокруг.

— Земля слишком холодная, тебе нельзя еще спускаться с седла, — сказал саис. — Скоро нам принесут все необходимое. Ульчан только что говорила об этом.

Две женщины принесли им рваные чапаны, пуштины, одеяла и ковры. Все пошитое из лохмотьев. Ульчан сопровождала их.

— Я забрала у моих соплеменников все, до последней нитки, даже их одежду, — торжественно провозгласила она. — И они счастливы, что могут услужить вам этим.

Брошенное друг на друга рванье, образовало довольно теплую постель.

Женщины принесли им веток и горшок горящих углей, которые они сгребли от основного костра.

Скоро перед Уросом пылало высокое и сильное пламя, которое почти обжигало ему лицо. Рядом с ним стоял чайник с горячим чаем и блюдо с пловом.