Всадники - [52]

Когда конь подошел к нему близко, он ударил его плеткой по ноздрям и выпустил веревку из рук. Джехол в бешенстве встал на дыбы, сделал резкий скачок и умчался во тьму, в сторону реки.

— Что такое? — пробормотал Мокки, который проснулся сразу и Урос не успел его даже окликнуть.

— Лошадь убежала, — сказал Урос.

— Куда?

— Туда.

— Я приведу ее назад, не волнуйся, — сказал Мокки.

Он уже побежал, когда Урос окликнул его дрожащим голосом:

— Именем пророка, Мокки, вернись назад!

Саис повиновался и Урос сказал ему:

— Поклянись Кораном, что ты не ускачешь отсюда верхом на Джехоле, и не оставишь меня умирать здесь.

Ответом Мокки, был лишь жалобный стон.

— Поклянись мне! — приказал Урос. — Кораном!

— Да, да, клянусь Кораном! — выкрикнул Мокки, только чтобы не слышать больше этот голос…

Джехол не убежал далеко, по первому же зову, он вернулся назад.

— Он испугался обезьяны и верно, так сильно дергал веревку, что все узлы развязались, — говорил Урос пока Мокки привязывал коня вновь.

— Наверняка… точно… — бормотал Мокки.

Он почти не понимал, что он говорит. Он думал лишь о том, с какой нежностью прижался к нему Джехол, когда он позвал его из темноты. А еще, ему казалось, что голос джат шептал ему в ухо: «Прекрасная лошадь, как и прекрасная женщина, принадлежит лишь тому, кто любит ее больше всего…»

И Мокки лег в темноте, далеко от Уроса и от костра, на холодную землю, повторяя вновь и вновь с отчаяньем и страхом:

— Мать, о мать, почему я так одинок?

Только услышав это, Урос заснул.

Уже загорался рассвет. Костер почти погас, лишь пара сучковатых веток еще слабо горела. Ледяной холод разбудил обоих мужчин. Урос лежал окоченевший и неподвижный. Мокки быстро развел огонь вновь и приготовил чай.

Он выпил его так быстро, что обжег себе язык. Тепло огня и горячий напиток дали ему новые силы. Он наполнил чашку для Уроса, который все еще не шевелился и лежал словно каменная статуя. В свете костра его лицо, обрамленное короткой бородой, казалось совершенно восковым.

«Он умер!» — понял Мокки. И его рука, словно сама по себе потянулась к Уросу за пазуху, туда, где он хранил ту, сложенную вдвое, бумагу.

— Ты слишком торопишься, — неожиданно произнес Урос не открывая глаз. — Дай мне чаю.

Мокки пришлось приподнять ему голову, чтобы тот смог пить.

— Еще! — приказал Урос — Покрепче и больше сахара.

Потом он смог сам, без помощи саиса, подняться и прислониться к скале.

— Почему ты не позволил мне замерзнуть? — спросил он саиса.

— Один правоверный не должен оставлять другого умирать, — ответил ему

Мокки поджав губы.

— Что ж, понимаю, — сказал Урос.

Мокки принес кувшин с водой и Урос умылся. Вода была ледяной. Боль в его ноге вновь начала напоминать о себе.

— Вправь мне перелом, — сказал он Мокки.

Саис размотал, клейкую от сукровицы, ткань. Нога выглядела ужасно, гноящаяся, воспаленная рана была темно-фиолетового, почти черного, цвета. Острые обломки костей проткнули кожу в нескольких местах.

Мокки покачал головой:

— Это будет очень больно. Даже быку я не стал бы этого делать.

— Давай же! — буркнул Урос.

Саис обхватил ногу выше и ниже места перелома и одним сильным движением свел куски костей вместе. Урос не издал ни звука, только кровь прихлынула к его лицу.

— Пока пусть лежит так, — сказал Мокки.

Он взял пустой мешок из-под риса, и половину его длинны намотал поверх раны, а другую сторону мешковины порвал на узкие лоскуты, которые он завязал узлами, так крепко, как мог.

— Чтобы гной вышел наружу, — пояснил Мокки и затянул ткань еще туже.

Найдя две ветки, он выстругал из них ровные палки и привязал их по обеим сторонам повязки, которая уже стала такой же грязной и липкой, как и прежняя.

Потом он оседлал Джехола, собрал одеяла и посуду. Когда все было готово, он подошел к Уросу вновь и спросил:

— Помочь тебе сесть в седло?

Но Урос, все еще сидящий на земле возле скалы, ответил:

— Ты что, стал таким же безбожником, как обезьяна джат? Смотри туда!

Мокки повернулся к востоку и в ту же секунду опустился на колени.

Солнце взошло, и его свет горел пламенем на пиках скал: пришло время первой молитвы. Мокки вспомнил, с каким воодушевлением молился он у стен караван-сарая прошлым утром. Сегодня же свет солнца казался ему ледяным, далеким и равнодушным. Он быстро пробормотал про себя слова молитвы и, покончив с этой рутиной, обернулся к Уросу.

Склонившись вперед, со скрещенными на груди руками, тот словно преобразился.

«Он все еще молится, — подумал саис. — И с каким благоговением!»

Никогда еще Урос не взывал к Аллаху с таким пылом. Ни перед бузкаши, ни даже перед шахским бузкаши. Та игра, которую он затеял, и которая сейчас начиналась, была несравнимо важнее и заходила намного дальше.

Солнце уже стояло высоко в небе, а Урос все возносил молитвы Всевышнему.

Голоса ночи

Этим днем путешественникам стало ясно, насколько жестоки и беспощадны могут быть горы к тому, кто был для них чужаком.

Камни, которые внезапно катились им под ноги…. такие узкие тропы, что по ним едва мог пройти человек, не то что лошадь…. глубокие пропасти за поворотами дороги…. и ни одного надежного, прямого, ровного пути. Взгляду не хватало простора. Только каменные стены скал, или обрывы видели они.