Всадники - [13]

— Сегодня вечером ты получишь мои последние приказания — сказал ему Турсен.

Старый чавандоз протянул руку и провел ее по ноздрям своего коня.

— До вечера, — сказал он Джехолу.

И затем Рахиму:

— Жди меня здесь, пока я не вернусь.

— Прямо здесь, возле Джехола? — воскликнул бача.

Турсен развернулся и ничего не ответил. А Рахим поблагодарил Аллаха за такую невероятную удачу.

Перемена небесных светил

Верхом на лошади требовалось примерно около часа, чтобы от имения Оман бея добраться до Даулад Абаза, крошечного городка, который все жители близлежащих мест считали чем-то вроде столицы. Большая часть степи была так редко заселена, что пара развалившихся домов из глины или несколько палаток кочевников, уже считались поселком. А в Даулад Абазе находились — глава округа, военный гарнизон, даже полицейский пост, столетний базар в самом центре города, и новая школа с ним рядом.

Турсену нужно было к базару, и его путь пролегал мимо школы. Был полдень и занятия как раз закончились. Стайка детей выбежала на улицу из-за высокой коричневой стены, за которой находилось здание школы и сад. Лошадь Турсена остановилась, — дети заполонили почти всю дорогу. Все они были странно молчаливы и постоянно оглядывались назад, в сторону школьной стены.

Турсен, с высоты своей лошади, тут же узнал того, прислонившегося к ней, человека, который словно магнитом притягивал к себе детей — обычно таких нагловатых и неугомонных.

«Ага, — понял Турсен — Гуарди Гуеджи снова вернулся в страну».

Турсен ослабил уздечку и произнес с глубоким уважением:

— Приветствую тебя, Гуарди Гуеджи!

— Мир и тебе, о Турсен, лучший чавандоз этой страны.

Турсен удивленно уставился на него, размышляя: «Как это возможно, что он тут же узнал меня, спустя столько лет?»

— Расскажи, расскажи! — закричали дети.

— Мы еще увидимся с тобой, когда я поеду назад, о Предшественник мира! — сказал Турсен.

Он пришпорил лошадь и поскакал вперед.

Базар Даулад Абаза был одним из самых старинных в провинции и все еще сохранял красочность, обычаи и несравненную атмосферу вековых североазиатских рынков.

В лабиринты шумных улочек, переулков и дворов солнце пробивалось сквозь соломенные и крытые ветками навесы, и его лучи, мешаясь с тенью, бросали колдовские отсветы на платья, лица, ткани и сосуды из меди. Дешевый, дырявый чапан казался здесь дорогим бархатом, а большие медные самовары играли золотыми бликами. Огромные горы мяса, арбузов и винограда переполняли прилавки. Лошади, привязанные за ручки дверей, лениво отгоняли от себя стаи мух, и время от времени где-то протяжно кричал верблюд.

На узких улочках базара теснились люди и их животные, и независимо от того был ли человек богат или беден, каждому приходилось употреблять все свои силы, продираясь сквозь толпы от лавки к лавке. Единственным человеком, который представлял собой исключение из этого правила — был чавандоз. Там, где замечали его шапку, в толпе начиналось движение, люди шепотом назвали друг другу его имя и словно по волшебству, перед чавандозом открывался свободный путь. Там, где они проходили, той характерной тяжелой походкой, к которой их принуждали высокие каблуки сапогов, — со всех сторон слышались приветствия, торговцы протягивали им то арбуз, то кисть винограда, радуясь, что могут угодить им хоть чем-то. Герои охотно останавливались возле лавок, благодарили, смеялись и отпускали шутки. Сквозь сетку чадоров вослед им мечтательно смотрели женщины, которым, от начала времен, бывать на бузкаши было запрещено.

В самом центре базара в Даулад Абазе, у самого богатого торговца тканями была лавка, с широкой, выходящей на улицу, верандой. Сегодня, под тенью ее крыши, собрались: глава округа, которого люди называли Маленький губернатор в противовес Большому губернатору всей провинции, затем Осман бей, «Распорядитель бузкаши»- глава чавандозов провинции Маймана и еще пара человек, известных конезаводчиков, чьи лошади так или иначе должны были отправиться в Кабул.

Из-за таких гостей хозяин приказал постелить на пол особенно редкие и дорогие ковры, и после того как им в чашки из тонкого русского фарфора разлили зеленый китайский чай, они небрежно облокотились на стопки кашемировых и шелковых платков из Индии, Персии и Японии. Присутствие таких людей привлекло много любопытных прохожих, ну что ж, пусть все видят, какая высокая честь оказана его лавке.

Турсен смог подъехать к двери, лишь проложив себе дорогу плеткой. Прибежавшие слуги помогли ему сойти с лошади, приготовили для него большую мягкую подушку и налили чаю.

Турсен поприветствовал сначала хозяина лавки, затем остальных гостей, после чего откинулся на подушки и начал медленно, и с удовольствием, потягивать чай. Заговорить с ним никто не решался. Старик не любил, когда ему задавали вопросы.

Один из слуг протянул ему кальян. Турсен глубоко затянулся прохладным дымом и лишь затем нарушил тишину, сказав:

— Я определился с выбором

И он назвал имена всадников и лошадей, которых выбрал для бузкаши в Кабуле.

— Прекрасно, — отметил глава чавандозов. — Игроки, лошади и конюхи отправятся в Кабул на грузовиках. Им понадобятся несколько дней, чтобы привыкнуть к тамошнему воздуху.