Всадники бури - [2]

В пурпурном небе заплясали огромные слепящие сполохи. Воздух наполнился какой-то горечью, тяжелой, неприятной, опьяняющей и как будто даже ядовитой. Откуда-то вдруг взялась огромная черная птица и с назойливой неугомонностью принялась кружить над самой головой Конана. У нее были удивительные глаза, неестественно громадные и похожие на человеческие.

Киммериец понял, что перед ним косальский гриф. Никогда прежде не доводилось ему встречать этих крылатых тварей, но он немало слышал о них, хотя, наверняка, все больше — преисполненных суеверным страхом глупых небылиц. Говорили, что эти твари были выходцами из самой преисподней и что встреча с ними предвещала скорую смерть. При одном только упоминании об этих птицах, жителей Косалы охватывал панический страх. Пуще ядовитых гадов боялись они огромных черных грифов с человеческими глазами.

Но что же привело косальскую тварь сюда, в Химелийские горы?! Что за демонические силы окрасили небо в пурпурный цвет, наполнили воздух тяжелым зловонием?!

Конь под Конаном бежал так быстро, как только мог, однако птица ничуть, не отставала от него. Вытянув вперед длинную тонкую шею и безудержно галдя, она пыталась клюнуть киммерийца в лицо или в шею, острым клювом вонзиться в узкие щели между пластин его доспехов. Пока что варвару удавалось отбиваться от птицы, но та атаковала лишь с большим неистовством. Не выдержав наконец, Конан твердым движением обнажил меч и занес его над головой.

— Получай, проклятая тварь!

Меч задел только кончик хвоста грифа. Расправив длинные крылья, птица взмыла вверх, молниеносно, как выпущенная из арбалета стрела. Из ее глотки вырвался душераздирающий крик. Скоро птица исчезла в пурпурной зияющей пропасти небес. И еще долго в ушах Конана, не ослабевая ни на йоту, звенел ее голос. Но только он успел затихнуть, унесся с собой последние вкрадчивые отзвуки, как вдруг птица возвратилась.

Из маленькой черной точки где-то далеко на небосводе она в считанные мгновения опять выросла в огромную гадину. Конана обдало холодным потом — теперь у крылатой твари было человеческое лицо. Узкое, с морщинистой темно-желтой кожей, длинным крючкообразным носом, громадными зелеными глазами и кривой щелью безгубого рта. Вдоль тощей шеи свисали спутанные, черные с проседью космы.

Конь под Конаном, словно подчинившись чьему-то велению, внезапно остановился. И сколько хозяин ни тянул поводья, ни бил в крепкие бока, ни молил его сдвинуться с места, конь продолжал стоять, как вкопанный. Иногда он мотал головой и, будто испытывая мучительную боль, тихо прерывисто ржал. Крылатая тварь уже совсем низко опустилась к Конану и снова принялась описывать над его головой круги. Киммериец крепко сжимал меч.

— Проклятое отродье! — гневно воскликнул он. — Думаешь испугать меня своей уродливой мордой? — Конан с брезгливым негодованием сплюнул. — Что же ты не приближаешься?! Мой меч ждет тебя.

Тварь что-то недовольно похрипела и стремительно метнулась в сторону Конана.

Киммериец, чья реакция была молниеносна, вытянул вперед руку с мечом. Непобедимое лезвие прошло сквозь тело твари в мгновенном разящем ударе.

Но та лишь взмахнула огромными крыльями. По правде говоря, удар непременно должен был бы разрубить ее на две части. Однако этого не случилось. Из огромного, покрытого черными перьями тела не упало ни капли крови. И Конан с изумлением увидел, что его меч покрылся ржавчиной.

В глазах твари мелькнуло злое торжество. Она оскалила кривые, изъеденные гнилью зубы. А затем начала безудержно хохотать, совсем по-человечески. Разве что трудно было бы вообразить, как кто-либо из людей извергает такой пронзительный, невыносимо отвратительный хохот.

Конан неотступно глядел на нее. С трудом сдерживая ярость, он скрежетал зубами. Его глаза сузились в презрительном недоверчивом прищуре. Костяшки пальцев побелели, напряженно сжимая рукоять ржавого меча. В висках отдавался стук сердца.

Черная тварь снова взмыла к небу. Она поднималась все выше, но при этом звуки ее хохота нисколько не ослабевали, — а напротив, все нарастали и нарастали с неумолимой силой. И когда птица наконец совсем исчезла из виду, хохот сделался настолько оглушительным, что содрогалась земля.

Как будто из самой преисподней поднялся ураганный ветер и, подобно обезумевшему исполину, метался из стороны в сторону. Он отчаянно завывал. Сбрасывал с горных вершин каменные глыбы. Обламывал громадные куски у серых скал. С корнями вырывал деревья и кустарники. Поднимал высоко над землей сухую дорожную пыль. Конь под Конаном дрожал. А над всем этим грохотал неудержимый омерзительный хохот.

Внезапно все затихло. И хохот, и ветер. Только конь по-прежнему боязливо трясся. Да и сам Конан чувствовал вокруг себя какое-то сдерживаемое напряжение. Это было словно недолгое, коварное затишье перед бурей. Киммериец приготовился к новой атаке со стороны демонических сил. И он не ошибся.

Очень скоро в пурпурном небе опять мелькнули зловещие сполохи, и тишину разрезал… отчаянный детский крик. И в душе Конана все содрогнулось от его звуков.

Снова воцарилась тишина, пугающая и обманчивая.