Всадник времени - [42]

...Хотя сигнала ждали, но всё равно, когда в небо беззвучно врезалась красная ракета, потому что хлопка, звука выстрела, не было слышно — далеко, когда ракета взлетела, Вересаев даже вздрогнул от возбуждения. Эскадрон, стремительно вылетел из сосняка и понёсся на позиции противника.

Не доскакав сотни саженей, две тачанки развернулись, откатившись в сторону, чтобы не задеть атакующих своих, приготовились, но не стреляли. Пока эскадрон не обнаружен.

Как только грянул первый выстрел от беляков, сразу ударили пулемёты с тачанок, загикали атакующие конники, стреляя из винтовок на скаку, и тотчас же с другого фланга противника встречным прицельным кинжальным огнём зарокотали пулемёты Зеленцова. И гулко, раскатисто зарявкали откуда-то с тыла неприятеля три красных гаубицы...

Вересаев мчался, и шашка его сверкала в лучах рассветного солнца. Он в азарте боя не думал о том, что там, впереди, могут быть его бывшие однополчане, товарищи по войне четырнадцатого...

Сейчас это была его война. Война за Россию, в которую он верил. Это была его войсковая операция. Которую придумал, конечно, не он, да и не барон Густав тоже. Это общеизвестные приёмы. Но которые очень непросто применять в практике боя. А барон применял и очень часто. И отработал варианты так, как это не было сделано никем. И нашёл новые ходы и детали в применении этой тактики в бою на разной местности, в разное время суток и года, разными силами. И сегодня, когда Вересаев рискнул предложить это полковому командиру, и сейчас, особенно сейчас, когда он видел, как огонь сечёт неприятеля со всех сторон, как пехота сжимает кольцо, конница с гиканьем уже перескакивает окопы, сверкая шашками, душа его трепетала от победы, боевой военной удачи, успеха.

Рядом грохнул выстрел, Вересаев рубанул шашкой длинного тощего офицера, тот осел, почему-то отшвырнув револьвер.

Конь Вересаева вздыбился, и всадник увидел прямо перед собой коренастого подполковника буквально в броске вперёд на него, Вересаева, с винтовкой со штыком наперевес. Едва не задев конника, штык порвал край кителя, Вересаев дёрнулся и с силой рубанул... Лицо подполковника с седыми усами исказилось от боли, он что-то прокричал, падая ничком в пыльную траву...

Белые отступали. Кто убегая, падал зарубленный, кто уползал, прячась за соснами, берёзами, за кустами. Кто, отстреливаясь, уходил перебежками. Нет, белый полк не просто отступил. Он перестал существовать, был смят, рассеян, уничтожен.

Вересаев слышал, как гулко и беспрерывно грохотала красная артиллерия, а он знал, что красная, в нескольких верстах севернее. Это основные силы дивизии громили белый Волжский корпус возле Бугульмы.

...Когда на обеде, около полудня, в штабе полка командиры эскадронов, отряхнув и очистив кителя, поправив, подтянув портупеи, почистив сапоги, подняли кружки с водкой, комиссар полка встал.

— Сегодня вы, всадники револьюцьии одержьали хорошюю победу над белей гвардией. Спасибо вам от имени револьюцьии и советской власти, — и он вдруг добавил то, что хоть и было закономерно, но прозвучало неожиданно. — Я думаю, товарищ Чиненов меня поддержит, мы за проявленную инициативу при подготовке операции командиру первого эскадрона Вересаеву особо объявим благодарность...

15. ЧЁРНЫЙ СМОКИНГ

1918. Декабрь,— 1919. Февраль.

Он сидел один за чашкой крепкого кофе в небольшой, но удобно и уютно убранной комнате для отдыха, позади своего обширного кабинета регента Финляндии.

Он снова переживал, что отказал делегации прибалтов. Они были у него месяц назад. И он тогда не смог им помочь. Они просили несколько кораблей для эвакуации, прежде всего женщин и детей, в Финляндию с захваченных большевиками территорий Эстонии и Латвии. Особенно тяжёлое положение сложилось в Эстонии. А кораблей для этого попросту не было. Да и обеспечить продовольствием такие транспорты было бы невозможно. Тяжко отказывать братскому народу, но... обстоятельства оказались выше желаний, сочувствия, даже политической целесообразности.

Он пил кофе, затягивался крепким, ароматным дымом сигары и мысленным взором видел перед собой усеянный камнями эстонский берег Финского залива. Теперь там уже помощь есть.

Ещё в середине декабря английская эскадра прибыла в Финский залив, но сами по себе военные корабли не могли бы оттеснить части красноармейцев Советской России. А у эстонцев не хватало сил. И вот тогда Маннергейм дал своё разрешение на формирование добровольческих отрядов. Помощь соседям дело добровольное, однако желающих нашлось немало.

...Усиленный батальон Пяллинена уже четыре часа вёл тяжёлый бой. Полукольцом выдвинув людей на побережье, капитан осуществил охват отряда красных с флангов. У них были приличные силы — до четырёхсот хорошо вооружённых солдат, или бойцов, красноармейцев, как они себя называли. У Пяллинена — почти вдвое больше. Хотя по военной науке при наступлении надо иметь троекратное превосходство, он вполне обходился таким соотношением, как в этом случае, или даже меньшим числом. И почти всегда выигрывал бой. Потому что неизменно использовал манёвр. Этому учили в финской армии с первого часа её создания — с января восемнадцатого. Генерал Маннергейм требовал постоянных учений, занятий, маршей. Всего того, что необходимо, чтобы армия была не только крепкой и выносливой. Но и умелой. Чтобы офицер и солдат искусно владели и оружием, и тактикой боя. Чтобы офицеры знали военное искусство, как школьную азбуку.