Всадник, скачущий впереди - [6]

С т е п а н. За решеткой, что ли?

Ф е д о р. Не за решеткой, так за стеной. Ты ему слово сказать хочешь по-доброму, а он не слышит. А если слышит, то только про свое!

С т е п а н. Ты всех на свою мерку не равняй!

Ф е д о р. На свою? Женьку кто контрой обзывал за то, что у него отец военный врач был?! Кузьму кто чуть не затюкал? А мне кто проходу не давал? Про Глаху я уж не говорю!

С т е п а н (жестко). Глаху не трогай.

Ф е д о р. Да разве я что плохое думаю? Такая девчонка была, а ее чуть ли не в дурочки записали!

С т е п а н. Кто?

Ф е д о р. Хотя бы ты!

С т е п а н. Я?! Да я сам из-за нее дураком стал!

К о л ы в а н о в. Братцы, братцы! Вы про что, собственно? Про них или про себя?

С т е п а н. Разберись попробуй! В чем мы разные, в чем похожи.

К о л ы в а н о в. Делами мы похожи. В настоящем деле, как в бою. Все как на ладони! Сильный ты или слабый, свой или чужой. Вспомните!..

Уходят в темноту музейные стенды. Освещается игровая площадка. Стоит полуразобранный броневик. Макая кисть в ведерко с разведенным мелом, Степан старательно выводит на мятом от пробоин кузове: «Трепещите, тираны!» Поставил жирную точку. Отошел. Прищурился. Переделал точку в восклицательный знак. Очень довольный собой, обернулся к Глаше.

С т е п а н. Смотри, Глаха…

Г л а ш а. Здорово! Буквы только кривые!

С т е п а н. Ты не на буквы смотри, а вникай, что написано!

Ф е д о р. Про себя сочинил?

С т е п а н. Это почему же?

Ф е д о р. Кто здесь тиран? Ты и есть!

С т е п а н. А ты, землепашец, помолчи! Не твоего ума дело! В Союз не вступаешь, в текущем моменте не разбираешься! И чего тебя Колыванов в мастерскую пристроил? Таскал бы вещички на вокзале да за чаевые кланялся! Что ты в слесарном деле понимаешь?

Ф е д о р. Что броневик без колес, это я понимаю!

С т е п а н (мрачно). Это и дурак поймет! (Помолчав.) Будут когда-нибудь запасные части или нет? (Кричит.) Механик! Павлов, будь ты трижды!

Г л а ш а. Не кричи (кивнула в угол). Саню разбудишь. Третью ночь не спит!

С т е п а н. А я сплю?!.

Ф е д о р. Сравнил! Чай он мальчонка совсем!

С а н ь к а. Пожар, что ли?

Г л а ш а. Вроде… Степан разбушевался.

С а н ь к а. А я сон видел… Будто сплю, а вокруг меня голуби воркуют. Своих-то я выпустил, пока не изжарили. И голубятню заколотил. Верите: улетать не хотели! Кружили, кружили… Я их шугаю, а они над голубятней кружат. Обратно просятся!.. Я чуть не заплакал.

Г л а ш а. А может, заплакал?

С а н ь к а. Ну и заплакал. Привык я к ним очень! (Помолчав.) Колеса не ставите?

С т е п а н. Где они, колеса?

С а н ь к а. Весело!..

Появляется  Н а с т я. Она, пожалуй, старше всех. Ровесница Алексея Колыванова. В руках у нее узелок.

Н а с т я. Не обедали еще?

С т е п а н. Бламанже из рябчиков не готово! Закрыта ресторация!..

Н а с т я (развернув узелок). Картошка вареная. А хлеба нет.

Г л а ш а (вынула ломоть хлеба). Вот…

С а н ь к а (полез за пазуху, торжественно). Три котлеты!

С т е п а н. Ого!

С а н ь к а. Пшенные.

С т е п а н. За такие шутки знаешь что полагается? (Вынул из кармана две луковицы.) Хотел на махорку сменять… Да ладно!

Н а с т я. Откуда, Степан?

С т е п а н. От верблюда! Мешочнице подсобил.

Н а с т я. Луком расплатилась?

С т е п а н. Держи карман шире! Медяков сыпанула. Сквалыга!

Н а с т я. А лук-то откуда?

С т е п а н. Спер.

Г л а ш а. И не стыдно?

С т е п а н. Еще чего? Экспроприация капитала называется.

Г л а ш а. Да? Я думала, это по-другому называется.

С т е п а н. А ты меньше думай, больше есть будешь.

С а н ь к а. Налетай, братва!

Н а с т я. Садись, Федя.

Ф е д о р. Не хочу я…

Н а с т я. Садись! Тут на всех хватит.

С а н ь к а. Факт! Смотри, сколько навалили!

Ф е д о р. Да ешьте вы сами! Сытый я! Сытый! (И вышел.)

С а н ь к а. Чего это он?

С т е п а н (повертел пальцем у виска). Туркнутый!.. (После паузы.) До чего картошка сухущая! Не проглотить!

Г л а ш а. А ты задумай, что это не картошка вовсе. Сразу вкусней будет!

С т е п а н. Как это — задумай! Картошка-то — вот она. В руке у меня.

Г л а ш а. Это ничего… Я всегда так делаю… Мы когда окопы последний раз рыли, до того я устала — лопата из рук валилась. Я и задумала — будто в одной старой-престарой крепости томится отважный революционер. На рассвете его поведут на казнь. И чтоб спасти этого революционера, нужно вырыть подземный ход. А скоро утро, торопиться надо. Подумаешь, ладони я до крови стерла! Заживут ведь ладони, верно? Зато какого человека от смерти спасу!

С а н ь к а. Успела?

Г л а ш а. Чего успела?

С а н ь к а. Ну… этот… подземный ход вырыть?

Г л а ш а. А-а!.. Нет. Работу кончать велели.

С а н ь к а. Жалко.

Г л а ш а. Ага… Еще бы немного, и успела. (Помолчав.) Ты что так на меня смотришь, Степа?

С т е п а н. Так… Тебе бы в кино выступать.

Г л а ш а (обрадованно). Правда?

С т е п а н. Они там все такие!

Г л а ш а. Какие?

Степан опять повертел пальцем у виска. Глаша, отвернувшись, сгорбилась, Степан увидел, какими острыми стали вдруг ее плечи, длинными руки, помрачнел и принялся ожесточенно жевать.

Вошел  Ф е д о р. Шмякнул на стол завернутый в газету сверток.

Ф е д о р. Вот! Воблина тут. Целая!

С а н ь к а. Живем, братва!

С т е п а н. Погоди, Сань!..